Поразительное сочетание прошлого и настоящего. Шедевр мысли и великолепное решение для детской комнаты. Если бы миссис Каллен могла выбирать самой себе колыбельку, она не раздумывая выбрала бы эту.
В большой и светлой комнате, напоминающей западную гостевую спальню в доме у Калленов (хотя Белла была там всего трижды, ночевали они с Эдвардом неизменно там), большое окно во всю стену с тяжелыми бирюзовыми шторами по бокам, пушистый ковер на полу — такого же цвета и стены. Ровные, теплые и толстые — хорошая звукоизоляция. Кроватка стоит возле стены, рядом с окном, повернутая так, чтобы спрятать угол стенки с обоями, чуть-чуть погрызенными когда-то Мерлином (давно усопшим домашним любимцем всего семейства). Над кроваткой — полупрозрачный и очень красиво оформленные — едва ли не кружевами — фиолетовый балдахин. Он скрывает малыша от посторонних глаз и не дает ему замерзнуть, хоть, конечно, и пропускает воздух. Приглушает свет, чтобы маленькие глазки не уставали.
Белла сидит на кресле слева и любуется на эту колыбельку. Белла смотрит и улыбается. На ней любимый желтый халат, а тапочки, выданные заботливой Эсми, выполнены в виде кроликов.
Тишина, тепло и идиллия, царящие и внутри девушки, и снаружи, создают особое настроение.
Счастливое…
Белла вздыхает, укладывая ногу на ногу и опираясь спиной на кресло. Немного повернув голову, мечтательно поднимает вверх глаза. Эта колыбелька — лишь начало. Она хочет, чтобы их было три. А лучше — четыре. Четыре чудесных колыбельки. Каждая с балдахином и каждая с игрушками внутри.
Материнство наравне с замужеством всегда были главными мечтами для мисс Свон. А теперь, когда сбылась и первая, и вторая, желать больше нечего. Она понимает, что получила всего, чего только могла захотеть.
Убаюканная приятными мыслями, Белла прикрывает глаза, намереваясь чуть-чуть вздремнуть. Тихонькое постукивание старых часов на комоде дополняет и без того идеальную атмосферу. Но… недолго.
Сначала, заслышав тихонькое хныканье, Белла поднимает голову.
Потом, когда немного дергается балдахин, наверняка задетый маленькими требовательными ручками, хмыкает.
И, под конец, когда уже громкий и нетерпеливый вопль, призывающий маму поторопиться, заполняет спальню, встает с кресла.
Между кроваткой и прежним местом девушки максимум семь шагов. И идти их одно удовольствие, потому что голос малыша уже кажется Белле самым красивым. Даже если он такой недовольный…
— Тише-тише, — бормочет она, склоняясь над колыбелькой. Отодвигает невесомую ткань, пробирается рукой между висящих игрушек и… натыкается на одеяло. Простое, ровно застеленное одеяло из того самого комплекта. И подушку. И простыни.
Колыбелька пуста.
Белла испуганно хмурится, недоверчиво откинув одеяло вниз. Подняв подушку. К черту растолкав по сторонам балдахин.
И все равно — пуста.
А детский крик тем временем становится лишь громче…
Нестерпимо болит внизу. Прямо-таки рвет на части. Безжалостно кромсая выбранную часть тела, невидимый ножик, соединяясь с воплем ребенка, доводит до грани. Белла стонет и плачет, пытаясь хоть как-то унять, прекратить пытку. Ей хочется двинуть руками, но они не слушаются. Ей хочется схватить что-то рядом, опереться на что-то, удержаться, но это невозможно.
Здесь нет беспросветной темноты, как обычно описывается, и здесь нет никакой тишины, которая вспарывает барабанные перепонки.
Здесь непонятная и густая, словно болото, серая жижа — и сверху, и снизу, и по сторонам — в сочетании с непрекращающимся криком о помощи. Его криком. Комочка…
Ей надо его защитить, Белла знает. Ей надо взять его на руки, прижать к себе, закрыть телом, прошептать «я люблю тебя». Ей надо, чтобы он был в порядке. Чтобы ему ничего не угрожало.
Но Комочка нет рядом и нет в отдалении. Его вообще нигде нет.
А вот Эдвард есть. Откуда-то из недр памяти в самом дотошном на подробности изображении является его лицо. Оно взволнованное, оно — подрагивает. И на белой, как снег, коже отпечатался смертельный страх.
Эдвард что-то говорит. Как-то странно держит ее, прижав к себе, и что-то говорит. Требует, едва ли не срывающимся голосом. Конечно же, дрожащим. Но без слез.
С надеждой оглядывается… куда, зачем? И продолжает говорить то, чего Белла никогда не услышит.
Вокруг мелькают какие-то тени. Тени или люди?.. Важно ли. В ушах по-прежнему звучит голос Комочка. И он один по-прежнему слышен. Оглушает остальных.
Читать дальше