АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

Эдвард достаточное время был непоколебимо-сильным. Теперь настал его черед повернуться ко мне той стороной, на которой зияют рваные раны, невидимые прежде. Но кровотечение мы остановим. Обязательно.

Он бормочет имя сына, то и дело давясь слезами. Вот она — та самая его точка невозврата, ахиллесова пята, — удар выбран верно. Прямо в цель.

— Джером, — эхом отзываюсь я, поглаживая его волосы, — Джерри, да… маленькое сокровище.

Сравнить тот звук, что издает мужчина, возможно лишь с воем. С тихим, но оттого не менее болезненным, не менее отчаянным воем. Он не отстраняет меня, не отпускает, несмотря на то, что истерики такой силы видеть ещё не приходилось — даже злосчастный побег обошелся меньшей кровью. Думаю, все дело в том, что Джером его к себе не подпускает. Эдвард ведь не прогоняет меня, не просит подождать снаружи — то ли знает, что уйти я откажусь, то ли сам отпускать не хочет — но это, в любом случае, не самый лучший знак.

Первые пять минут я честно пыталась уговорить его хоть немного успокоиться и позволить помочь. Полотенце, слова — я даже выбрала тему для нашей беседы — и приступ должен был отступить. Ему ведь больно из-за этого, так? Из-за этого плачет?..

Наивная. Наивная и глупая.

Но никакие увещевания, никакие просьбы на Эдварда не подействовали — чего и стоило ожидать. Тогда я и поняла, что приступ, в сущности, какой бы ни был сегодня силы, значения для него не имеет. Выплакаться, выпустить наружу, избавиться, уничтожить скопившиеся внутри страдания — вот что нужно. А пока этого не произойдет, ждать улучшений бесполезно.

С этим и согласилась. С этим и стою рядом вот уже как двадцать минут.

Двадцать четыре… двадцать пять…

Чувствую, сказать хоть что-нибудь все же надо — отвлекает. Но это явно не будут слова «успокойся», «расслабься», «пройдет».

— Эдвард, за что ты переживаешь больше всего? — задаю свой вопрос после недолгой паузы, взятой на размышление.

Озадачившись, мужчина вскидывает голову, недоуменно глядя на меня.

— Что?..

— За что, — поправляю с самым серьезным видом, — за ваши с Джерри отношения или за то, что происходит с ним самим?

Уже доверху, казалось бы, наполненные слезами малахиты блестят сильнее.

— Джером…

— Джером, — я киваю, убрав с его лба темную прядку, — я даже не сомневалась.

Он явно не может понять, в чем дело. Вот оно — отвлечение, столь прославляемое Хейлом. Должна признать, все же работает.

— Эдвард, ведь если это так, — загадочно продолжаю я, мягко улыбнувшись ему, — значит, у тебя есть полное право порадоваться победе. Заслуженной и большой.

Даже не переспрашивает. Ждет, пока объясню сама.

Бронзовые волосы заметно потускнели, ободки глаз будто бы подвели красным карандашом, а бывшая с первого же дня нашего знакомства бледная кожа сегодня выше всяких гримерских похвал. Не думаю, что под силу искусственно создать такое. А от всего этого вместе, удачливо, идеально соединенного, Эдвард ещё больше похож на вампира: словно бы сошел со страниц старой пыльной книги настоящий Дракула.

— Ты обещал Джерри, что ни один волосок не упадет с его головы и ни одна царапина не появится на коже. Ты сдержал слово — он спит под своим одеялом в полном физическом здравии. Ты сохранил его в целости и сохранности, Эдвард. Кашалот не успел, не посмел ему навредить.

Моя убедительная речь, подкрепленная ещё и легкой улыбкой вкупе с прикосновениями к его лицу, явно производит на мужчину впечатление. По крайней мере, слушает он удивленно и внимательно.

— Жертва была…

— Конечно, была. Но ты ведь принес её не просто так. Tesoro, ты не позволил ему мучиться от настоящей боли. Ну разве это не повод для гордости?

— Внутренняя ничуть не хуже внешней, — не соглашаясь, отвечает он, сжав зубы. Цепкие длинные пальцы тут же находят свое место на правой ноге.

— Только рану внутри можно залечить и за день, — шепчу, нагнувшись к нему чуть поближе. Стиснувшие ни в чем не повинную материю брюк пальцы осторожно разжимаю, — а о внешней такого не скажешь.

— Внешняя пройдет быстрее…

— Почему же? Эдвард, я же уже говорила, что сильнее, чем ты, никто любить его ни здесь, ни там, ни потом никогда не будет. Думаешь, это нельзя почувствовать?

— Чувства бывают обманчивы, — мужчина шумно сглатывает, морщась.

— Твои? Джерома? Едва ли, мой хороший.

— Ожидаемое за действительное…

— Ты слышал про Инь и Ян? — перебиваю его, не желая выслушивать глупостей. Тем более каждый раз, когда он возражает, каждый раз, когда обращается к худшему исходу событий, на лице появляется настоящая мука. Вот чего я на самом деле не хочу видеть. И чему не позволю появиться.