АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

Я дожидаюсь, пока он остановится, чтобы перевести дух. Пауза, необходимая мне, может равняться и двум секундам. Успею.

— Эдвард, все, что тебе нужно — быть рядом, когда он проснется.

Мои слова вызывают недоумение, смешанное с ещё одним неощутимым для меня толчком. Неестественно выпрямившись и ослабив хватку, мужчина то и дело пытается вдохнуть достаточно воздуха. Его бьет крупная дрожь, чем-то напоминающая ту, какая была у Джерома. Он чересчур сильно его любит. До сумасшествия. До беспамятства. И понимаю, прекрасно понимаю, глядя на них обоих, что подобное заживо разрывает каждого на части. Практически в прямом смысле.

— Не поможет… — пробует убедить меня Эдвард, белой, со вздутыми синими венами, рукой растирая ногу, — нет…

— Поможет, — качнув головой, заверяю я, накрывая его ладонь своей. Останавливаю её лихорадочное движение, намереваясь вернуться к проверенному методу слов и полотенца. Накатывает неожиданное спокойствие. Джером ведь со мной. Эдвард со мной. И даже то, что случилось, не может омрачить радости. Мы вместе! Мы живы! Мы спаслись! Почему подобные вещи, не прогнав опасения насчет времени, быстроты и Кашалота, не пришли ко мне раньше?.. Мы ведь на пути в солнечный Сантьяго!

— Джерри знает, кто всегда будет его защищать, — проведя пальцами у висков Эдварда и стерев капельки пота там, уже куда более оптимистичным, куда более уверенным голосом говорю я, — и утром ты дашь ему в этом убедиться, tesoro.

Говорят, что пик страха всей прежней жизни, пик наибольшего ужаса и понимания столь жесткой действительности происходит во время кошмара. Во время самого его действа. Адреналин впрыскивается в кровь, крики и слезы пробуждают ярость и беспомощность, а сознание крошится на мелкие кусочки, подобно тому, как выглядит только-только выпущенный из-под ножа лучшего шеф-повара репчатый лук (от него ведь тоже плачут, не так ли?). Человек превращается из сильного в слабого, из радостного в несчастного, из трезвого в сумасшедшего последней стадии. От такого невероятного извержения боли, от удара такой взрывной волны безнадежности и, разумеется, от верно выбранной точки наибольшей уязвимости и атаки по ней, сознание не выдерживает. Дает сбой — тот самый ужас. Вполне оправданный, стоит заметить.

Но подобные знатоки и вдохновители забывают, что есть время не только до, но и после. А оно, уж поверьте моему собственному опыту, куда хуже уже прошедшего кошмара.

Казалось бы, почему? Что такого невообразимо страшного ещё может произойти?..

Ответ банально прост: мысли просыпаются.

Усыпленные адреналином, присыпанные испугом и сглаженные метанием человека в попытке спастись, они терпеливо ждут своего часа, затаившись где-то в недрах подсознания. А когда он, наконец, наступает — будущее, так или иначе, приходит всегда, независимо от людских желаний — выползают ядовитыми змеями наружу, обвивая, сдавливая и безжалостно убивая — медленно, как и полагается ползучим гадам — свою жертву. Конвульсии проигрывания кошмара туда-обратно — меньшее из зол. Куда хуже и куда жестче самобичевание. Вот оно-то и может значительно подкосить любого, даже самого непробиваемого на эмоции, самого твердого человека. Главный компонент-то отчаянье. А это ощущение для всех одинаково.

… Я так смело обо всем этом размышляю потому, что вижу и знаю наглядное сказанному подтверждение. Ещё собственные примеры многому научили, а теперь есть и другие. Чужие.

Эдвард все на том же месте. Он все так же сильно прижимается к железной тумбе правым боком, а левым, все так же крепко, ко мне. Его ощутимо трясет, и только это уже подсказывает, в чем дело, но есть ещё моя стремительно намокающая блузка, что является не худшим подтверждением, что мой Smaraldo до сих пор плачет.

Я даже не пытаюсь его остановить. Я не делаю вид, что не замечаю — знает ведь, что подобного я не упущу, не собираюсь бесконечно, сама путаясь в оковах соленой влаги, надрывая горло, его утешать.

Я буду рядом, просто рядом, как делал для меня он. Я покажу, что что бы ни случилось, как бы он ни выглядел и что бы ни делал, я останусь здесь и помогу. Обниму, защищу, успокою и поддержу. Осознание своей безопасности порой помогает ничуть не хуже доброго слова.

В конце концов, даже самым свирепым львам нужны перерывы. Бесконечно изображать на лице стальную маску, удерживая в запертой на семь замков клетке те чувства, что рвут душу, те мысли, что в буквальном смысле едва ли не убивают, невозможно.