— Элис занимала твое место на протяжении восьми лет, Белла.
После первой же фразы мои глаза распахиваются, а тело передергивает. Восьми?!
— И удерживал её вовсе не брак, который можно расторгнуть, — Джаспер напрягается. Гнев, не вымещенный на заслужено виноватого, выступает на его лице красными пятнами, — даже не чертов гипноз, который он ко всем вам применял…
У меня нет версий. Все, что были, Хейл только что отмел. Поворачиваюсь к нему, находя силы смотреть прямо, не таясь, на лицо главы охраны. Он разговаривает со мной, и меньшее, что я могу — показать, что слушаю.
— Элис была его родной племянницей. После смерти её родителей он стал единственным законным опекуном и поспешил из глубокой скорби по рано ушедшему брату, разумеется, вступить в новый статус. Ей было тринадцать лет.
Я слышу скрежет зубов. Я вижу, как внутри непоколебимого Джаспера пульсирует ненависть. Жуткая. Испепеляющая.
— Он… она с самого начала… они?.. — мое дыхание куда-то пропадает, а слезы застывают, не скатываясь вниз. Ужас, пронзивший душу, непередаваем.
Ребенок… совсем ребенок!..
— Да, именно так, — глава охраны сглатывает, делая глубокий, ровный вдох, — с этого возраста и до дня нашего знакомства она исполняла твою функцию.
— Господи!.. — одновременно с осознанием услышанного, с его принятием, негативные эмоции к Сероглазой пропадают. Не удивляет ни её вид, ни слова, ни движения… с тринадцати лет. Боже мой, с детства! Я не имею права, ни имею никакого, даже самого малого разрешения, чувствовать к ней что-то, кроме сочувствия и сострадания. Мне было семнадцать. Я была идиоткой, сбежавшей из дома по собственной прихоти. Я сама все решила.
А за неё решил он.
И это объясняет все — поведение, взгляды, манеру разговаривать… не каждый сможет продержаться после такого и продолжить жить в принципе.
Вот так и открывается страшная правда.
— И что же Белла, отвращение? — с долей безумства во взгляде спрашивает Хейл, — что я там должен был почувствовать?
— Нет, ни в коем случае, — повторяю его недавние слова, мотая головой, — прости, пожалуйста, я не знала…
— Я уверен, тебе тоже пришлось нелегко, — после почти минуты сдержанного молчания, говорит мужчина, — поверь мне, эти рассказы никого не заставят отвернуться от тебя. Если Эдвард будет знать все до конца, он сможет помочь тебе избавиться от этой дряни.
— Уже помог… — на выдохе шепчу в ответ.
— Вот видишь, — на губах Джаспера проскальзывает улыбка, — начало уже положено. Осталось только завершить начатое.
Верно. Завершить.
Я ощущаю больше силы внутри. Больше решимости. Он прав, рассказы не отвращают, ни капли. Воодушевляют. Вдохновляют. На себе вижу.
Элис сейчас счастлива. Она замужем за тем, кто её любит, она ждет ребенка от него…
И я счастлива. С Эдвардом, с Джерри, с моим маленьким, ласковым миром размером с мыльный пузырек.
И сколько бы игл не тянулось в его сторону, сколько бы врагов не выстраивались в очередь, дабы достать и разрушить все, что внутри, они не посмеют. У них попросту не хватит сил. Как никогда ясно понимаю, что мы справимся. Со всем.
Мы уже и так со многим справились. Главное — вместе. Главное — верить.
Я не должна сомневаться… никто из нас не должен.
— Джаспер, спасибо, — искренне, горячо произношу, глядя на него, — огромное спасибо!
За все, Джаспер.
За поддержку.
— Не за что, Белла, — он хитро усмехается, окончательно прогоняя гнев и ярость с лица, — не беспокойся, я лично сделаю все, чтобы от этой мрази не осталось и следа. Сколько бы он от нас не прятался…
— Вы его не нашли?
— Ублюдок колесит по миру. Италия, Испания, Франция… где его уже только не было за эти дни. Но от нас убежать не получится.
— Это хорошо, — поправляю волосы, стираю с лица остатки слез, — так будет лучше…
Белла Свон — и о смерти своего благоверного! Смеху подобно, ей богу. К тому же, тема убийства, как никак, тема запретная и, судя по всему, пугающая… тема, от которой прежде по моей коже бежали мурашки, а сумасшествие достигало верхней планки! Зато теперь нет.
История миниатюрного сероглазого создания, прирученного Хейлом, вдохновляет. Его обещание — убеждает, а вера в то, что не так долго осталось ждать возвращения в особняк Эдварда — умиротворяет.
Сейчас больше всего иного хочется обнять его и никогда, никогда больше не отпускать — я соскучилась.
Надеюсь, скоро это желание осуществится.
Как и все иные, впрочем.
* * *
— МАМА! МАМА-МА! — громкий, оглушающий и душераздирающий отчаянный детский крик будит меня среди ночи. Выдергивает из царства Морфея, выбрасывая, как рыбу из морской пучины, на поверхность. Вздрагиваю, открывая глаза. Инстинктивно провожу руками по простыни, ища белокурое создание.
Читать дальше