Колин Маккалоу - Тим [litres]

– Я тоже его люблю. Полюбила в то же мгновение, когда впервые увидела. Тим стоял на солнце и смотрел, как цемент из бетономешалки стекает на олеандры Эмили Паркер. Тогда я еще не знала, что он страдает слабоумием, но и когда узнала, это ничего не изменило. Напротив, я полюбила его сильнее. Достаточно долго я не придавала значения тому, что Тим мужчина, а я женщина, пока Эмили Паркер, а затем и ваша дочь, не заострили на этом мое внимание. Вы всегда старались держать Тима в неведении относительно всего, что связано с сексом, верно?

– Иначе было нельзя, Мэри. Я понимал, что к тому времени, когда Тим вырастет, нас, возможно, рядом уже не будет. И, пока он был маленький, мы с Эс договорились, как действовать. Тим – красивый парень, и без нашего присмотра наверняка навлек бы на себя массу неприятностей, если бы понял, для чего созданы женщины. Сначала нам это удавалось без труда, но потом он подрос, ему нужно было работать. Я знал, что, как только он вольется в бригаду Гарри Маркема, проблем не избежать. Я поговорил с Гарри и дал ему четко понять, чтобы его ребята не смели подбивать Тима на что-то подобное и не просвещали его относительно птичек и пчелок. Я предупредил, что в противном случае обращусь в полицию и обвиню их в растлении несовершеннолетнего, который к тому же слаб умом. Это единственное, о чем я его попросил. Парни наверняка подшучивают и издеваются над Тимом по разным другим поводам, но в отношении секса слово свое держат, даже приглядывают за ним и отваживают от него женщин. На работу и с работы Тим большую часть пути ходит с Биллом Нейсмитом, тот живет в начале Куджи-Бей-роуд. Так что в общем и целом все сложилось неплохо. Нам, конечно, повезло. Всегда есть опасность чего-то в этом роде, но пока обходилось.

Мэри почувствовала, как к лицу приливает кровь.

– Рон, почему вы были так непреклонны? – спросила она, стараясь оттянуть момент признания.

– Мэри, всегда приходится думать о последствиях, верно? Стоит ли удовольствие повлекших за собой страданий? Нам с Эс казалось, что женщины и секс бедняге Тиму принесут больше страданий, чем радости, поэтому мы решили: пусть лучше остается в неведении. Правду говорят: человек не может хотеть того, о чем не знает. И поскольку Тим был занят тяжелым физическим трудом, его это никогда не тяготило. Может, со стороны это кажется жестоким, но мы считали, что поступаем правильно. А ты что скажешь, Мэри?

– Рон, я уверена, вы действовали в интересах Тима. Всегда.

Видимо, Рон счел ее ответ уклончивым, ибо поспешил привести новые доводы.

– На наше счастье, пока Тим рос, у нас перед глазами был убедительный пример. Тут по соседству жила одна слабоумная девочка, ее мама с ней ужас чего натерпелась. Она была гораздо глупее Тима, да еще и страшна как смерть. Когда ей исполнилось пятнадцать, она, прыщавая, толстая, слюнявая, приглянулась одному мерзавцу. Некоторые мужики бросаются на все, что движется. И с тех пор несчастная дурочка постоянно ходила с пузом, одного за другим производя на свет косоглазых дурачков с заячьей губой, пока ее не поместили в соответствующий интернат. Вот тут закон ошибается, Мэри: в определенных случаях аборт необходим. Она продолжала беременеть даже в интернате, и в конце концов ей перевязали трубы. Так вот это мама той девочки посоветовала ни при каких обстоятельствах не рассказывать Тиму о сексе.

Рон принялся беспокойно расхаживать по кухне. Было совершенно очевидно, что он до сих пор сомневался в правильности своего решения. Смотреть на его страдания было мучительно.

– Бывают такие мерзавцы, которым плевать, что человек слаб умом. Им бы только потешить себя, тем более что ни о чем и беспокоиться не надо, ведь у несчастных не хватит ума, чтобы преследовать и третировать их, когда они ими пресытятся. С какой стати это должно их волновать? Они уверены, что слабоумные не способны чувствовать так, как нормальные люди. Гадко ухмыляясь, они отпихивают их, как собаку, а те все равно ползут к ним, вымаливая ласку. Но слабоумные вроде Тима и той соседской девочки способны чувствовать. В этом они недалеко ушли от нормальных людей, особенно Тим. Господи помилуй, даже у животного есть сердце! Никогда не забуду один случай. Тиму тогда было лет семь-восемь, только говорить начал… Однажды он принес домой ободранного котенка, и Эс разрешила его оставить. А очень скоро котенок превратился в кошку, и та начала раздуваться, как шарик. Мы оглянуться не успели, как у нее появились котята. Я чуть не рехнулся. Слава богу, думал я, что она окотилась в заложенном кирпичом дымоходе в нашей спальне. Я решил, что надо избавиться от котят, пока Тим про них не узнал. Мне пришлось вытащить половину кирпичей, чтобы добраться до них, – одному богу известно, как кошка туда залезла. Смотрю, лежит, вся в саже, котята тоже, а Эс, дыша мне в затылок, ухохатывается: говорит, хорошо, что кошка черная, сажа на ней незаметна. В общем, взял я котят, отнес на задний двор и утопил в ведре с водой. В жизни ни в чем так не раскаивался. Бедная животина целыми днями, мяукая и завывая, рыскала по дому в поисках детенышей. И все смотрела на меня своими огромными зелеными глазищами, а в них – столько доверия, словно она думала, что я помогу ей найти котят. И она плакала, Мэри, по-настоящему плакала, будто человек, слезы катились по ее морде. Никогда не думал, что животные могут лить слезы. Боже! Мне хотелось засунуть голову в духовку. Эс из-за этого неделю со мной не разговаривала. И каждый раз, когда кошка плакала, вместе с ней плакал Тим.