Ивлин Тойнтон - Современное искусство

— Для этого я ее и пишу, миссис Аронов. А из ее дневников вы только этот нашли?

— Не стану больше разговаривать. На сегодня с меня довольно.

Он встает, нехотя кладет тетрадку на поднос.

— Надеюсь, вы разрешите мне прийти еще?

— Почему бы и нет? Нельзя сказать, что меня осаждают визитеры. Только насчет дневников больше на меня не наседайте. А то, глядишь, я их и сожгу, пожалуй, давно следовало бы их сжечь. К тому же он не всегда вел себя так, не хочу, чтобы у вас сложилось такое о нем впечатление. Это было бы неправильно. В другой раз, когда я их навестила, у них все было хорошо, он был хорош. Она выглядела потрясающе. Об этом вы тоже напишите.

— Когда это было?

— Сейчас уже не помню. Приходите, почитаете мне, вот это было б славно. Мои глаза отказали. Здесь есть аудиокниги, но все какая-то дрянь. Бестселлеры про убийства и все такое. Не могу я эту чушь слушать.

— С превеликим удовольствием. А что вы хотели бы послушать?

— Вечерами мы, бывало, читали друг другу, мой муж и я. Много чего читали. Стихи, разумеется. И Шекспира, впрочем, это тоже стихи. Начнем с Шекспира. А теперь, если погода хорошая, выкатите меня под дерево.

— Шекспир — это несколько общо, что вы имеете в виду?

— «Ричарда II», «Короля Лира», «Бурю» Выбирайте сами. И сонеты. «Ведь для меня ты — свет и красота,/А вправду — ночь и ада чернота». [51] Сонет 147. Перевод Р. Бадыгова. Он ближе по смыслу, чем более известный перевод С. Маршака: «И долго мне, лишенному ума / Казался раем ад, а светом — тьма».

Чествуют Беллу в снятом Моникой ресторане, интерьер в нем выдержан в фиолетово-лиловых тонах, шторы в турецких огурцах с подбоем шелка цвета слоновой кости, на столах палевые розы в оловянных плошках. Верх буржуазного изыска, Боннар [52] Пьер Боннар (1867–1947) — французский художник, график, замечательный колорист. Часто писал красивые интерьеры. нынешнего образца, такой декор в пору увлечения Марксом не вызвал бы у Беллы ничего, кроме презрения, зато позже, когда их с Клеем стали звать в богатые дома, она — не надолго — возжаждала персидских ковров, глянцевых ситцев в птицах и ягодах, и не так их, как сулимого ими душевного равновесия. Если тебя окружают такие вещи, в твоей жизни, мнилось ей, нет места вечным передрягам и подспудным унижениям, которые отравляют ее жизнь.

А сейчас ее умиляет и что Моника так потратилась, и что ее приветствуют с неподдельным удовольствием, и так бережно ведут к почетному месту.

— Мы очень-очень рады, что вы поправились, — щебечет моложавый куратор, по-видимому, искренне, зря она думала, что они ждут не дождутся ее смерти. Возможно, это их — самую малость — даже пугает. Уйдет она, уйдет Эрнест, и от старой гвардии не останется и следа. И что тогда: им придется прокладывать себе дорогу своими силами, без опоры на прошлое, а ведь только оно придавало основательность их начинаниям.

— Предлагаю выпить, — провозглашает попечитель Уитни, разгорячившись и от выпитого, и от благорасположения, — выпить за замечательную выставку и пожелать еще много-много выставок в будущем.

Сказать, что никаких выставок больше не будет, выставок новых работ, во всяком случае, или спросить, почему, если уж они в таком восторге от ее картин, они не купили ни одной для своих коллекций, было бы мелко. Ее живопись со всем надлежащим почтением отнесли по разряду реликта, типа ренессансных бронз. Нынче они нацелены на произведения порискованнее: выискивают приклепанные к стене запонками из золота в двадцать четыре карата кофейные чашки, накарябанные на драных простынях политические лозунги, фотографии заляпанных кровью ночнушек с кружавчиками — ошметки того, чему положил начало Марсель Дюшан [53] Марсель Дюшан (1887–1968) — французский художник, теоретик и практик «антикультуры» — программы замещения художественного творчества экспонированием реальных вещей («Перевернутый писсуар», 1917), а также скандальным освоением классического наследия (репродукция «Моны Лизы» с пририсованными усами и бородой, 1919). , разродившись своим унитазом. Но сегодня она даже это готова им спустить.

Моника, сияя улыбкой, несколько бессвязно, зато кратко говорит о том, какая для нее честь устроить эту выставку; Белла скромно кивает, после чего, слава Богу, затеваются разговоры на отдельных столиках. Официант разносит мисочки холодного супа зеленоватого колера с мазками сметаны.

— Не могу определить своего отношения к дынному супу, — оповещает Беллу гость справа от нее, он иногда занимается картинами Клея.