Тони Моррисон - Любовь [litres]

Всегда ощущавший неловкость, когда мужчины пускались рассказывать ему подробности своей сексуальной жизни (уж, конечно, сам он никогда таким ни с кем не делился), Сэндлер старался сразу перевести беседу на другую тему. Однако он не забыл, с каким мечтательным выражением Коузи предавался воспоминаниям о своем первом впечатлении от Хид: узкие бедра, плоская как доска грудь, кожа мягкая и влажная, как губы. Незаметный пупочек над редкими и нежными, как у новорожденного, волосиками. Коузи никогда не мог внятно объяснить свое влечение к ней, кроме как из желания воспитывать ее и наблюдать за ее взрослением. И это постоянное, с близкого расстояния, наблюдение, удовольствие от которого неведомо большинству мужчин, помогало ему сохранять свое истинное «я» и свою жажду жизни. Восторженные разглагольствования Коузи о юной жене не вызывали у Сэндлера, вопреки его ожиданиям, чувство отвращения, потому что из этих рассказов возникал портрет не маленькой девочки, а модели из глянцевого журнала. Хотя к тому моменту у Коузи уже были в любовницах взрослые женщины, его все еще возбуждала мысль о невесте-ребенке. Вида на этот счет никогда не делилась своим мнением, но Сэндлеру и не хотелось выслушивать ее свирепые комментарии, затронь он эту тему, да и не собирался он своими догадками ниспровергать с пьедестала ее идола.

«Так-так. Вот в чем моя задача», – подумал Сэндлер. В тот день, когда к ним приехал Ромен, он сразу понял, что ему теперь придется оберегать мальчика. От плохих полицейских, уличных драк, смертельно опасной наркоты, тюремных заточек, шальных пуль повздоривших белых. Но он не мог и подумать, что главной угрозой для внука и настоящей опасностью может стать молодая женщина. И они с Видой придумали способ, как ему остаться с внуком наедине. К его удивлению, парень ничуть не возражал. Неужто ему тоже хотелось потолковать по душам?

Вида стояла у окна, потирая руки, – этот жест говорил о том, что она добилась своего. Увидев, что муж и внук вместе уезжают по какому-то делу, она успокоилась. Поколение Ромена заставляло ее нервничать. Ничего из того, что ей запомнилось из собственного детства или чему она научилась, воспитывая Долли, на них не действует – вот родители и ломают голову. Сегодня как наступает Рождество, у всех первая мысль – о детях. А люди ее поколения о детях вспоминали в последнюю очередь. Теперь дети заливаются горючими слезами, если на их дни рождения родители не закатывают банкеты, а в старое время этот день мало кто вспоминал. Истории о жизненных трудностях, которые ей рассказывали родители и которые завораживали ее и закаляли дух, заставляли Ромена зевать от скуки. Разрыв между поколениями, конечно, явление нормальное, но не вечно же так будет. Юнец, что опрокинул ведро нечистот на Билла Коузи, действовал не в одиночку. Многие тогда его поступок радостно одобрили.

В тот день жара стояла несусветная. Вдруг смех и аплодисменты прервали выступление певца. А Коузи как раз чинил спиннинг позади отеля. Забрасывал леску, наматывал на катушку, снова забрасывал. Он вышел к танцплощадке посмотреть, что там за шум – а может, хотел послушать песню, прочитать знамения в небесах: что там – то ли мольбы, то ли угрозы. Когда он подошел поближе, со спиннингом в руке, кто-то решил повысить градус разгоревшейся дискуссии: все началось с увещеваний, переросших в спор, а потом вылилось в заранее спланированный скандал. Какой-то сопляк выскочил из толпы и вылил на голову Билла Коузи ведро с нечистотами из хлева. Но веселье захлебнулось, когда Коузи так и остался стоять где стоял, а свинячье дерьмо стекало ему на брюки и туфли. Он не шелохнулся, даже не стал осматривать свой костюм. Вместо этого он внимательно посмотрел каждому в лицо, словно собрался их фотографировать. Потом прислонил спиннинг к перилам веранды и двинулся на толпу. Медленно.

– Привет, Белла! Добрый вечер, мисс Барнс! Рад тебя видеть, Джордж! Ты починил свой грузовик? – Он обращался к молодым и пожилым. – Как дела, Пит? Твоя дочка все еще в колледже? Хорошо выглядишь, Франси! А, и ты здесь, Шуфлай!

Люди вежливо отвечали на его приветствия, и их слова словно бы разгоняли резкую вонь от прилипшего к его рукавам дерьма. Наконец он поднял руку, махнул всем на прощание и удалился, точно только что вступил в президентскую должность или принял крещение. Толпа не расходилась, но ее ряды дрогнули. Вот какой была пропасть между поколениями в 1968 году, но Коузи сумел ее преодолеть, разрядить накалившуюся обстановку, заявить им: «Я не чужак и не враг». В ту пору разговор, уважительный и серьезный, и был мостом через пропасть. А иначе в этой пропасти продолжало бы бурлить свинячье дерьмо. Он так и не сделал того, чего у него просили – отдать часть своей земли, – хотя и пытался. Вида не в курсе, кто именно – Мэй или Хид – этого не допустили, но она была благодарна той, кто на этом настоял. Жилые новостройки были нужнее курсов гончарного дела. И кем бы они теперь были? Бездомными тренерами по ушу, недоучившимися бродяжками, чьи дети росли бы в полуразвалившихся хижинах и в кузовах грузовиков. Выбор, считала она, состоял не в том, чтобы подчиниться власти или пошатнуть ее. Надо было просто выполнять свой долг перед семьей, а в данный момент это значило – серьезно поговорить с внуком. Вида не сомневалась, что у Ромена есть природная склонность заботиться о других, но сейчас, похоже, у него не было ясного понимания, на кого направить свою заботу.