Михаил Захарин - Приговоренный к пожизненному. Книга, написанная шариковой ручкой

Но только один из узников «Полярной совы» (забегая вперед, скажем, что вообще всего один из приговоренных к пожизненному заключению во всех колониях страны) написал свой тюремный роман. Я не знаю, как точно определить его жанр. Может быть, это тюремные хроники, или дневники арестанта, или исповедь, или монолог приговоренного к одинокой смерти, или крик души в надежде на скорое помилование. В данном случае жанр неважен. Важно другое — это первый по-настоящему сильный, осмысленный, очень современный текст «оттуда», серьезный и важный для нас литературный проект, к которому мы с известным писателем и сценаристом Андреем Рубановым не раздумывая присоединились…

Сначала была рукопись. Пять тетрадей (тюремная легенда гласит, что есть якобы и шестая тетрадь этого автора, которая, быть может, будет позже опубликована дополнительно), которые были плотно исписаны шариковой ручкой и которые надо было забрать и привезти в московское издательство. Автор этих тетрадей, этой рукописи, писал днями и ночами, сидя в камере, изредка вглядываясь в зарешеченное окно. Как мы понимаем, компьютеров в «Полярной сове» нет (и не будет). Тетради попали ко мне практически детективным образом. Я напишу об этом, но не раскрывая детали. Связи с автором у нас нет. Мы не можем задать ему вопросы, получить ответы, вступить в полемику и организовать его выступление на презентации этого литературного проекта. К сожалению. Это было бы действительно интересно. Две России посмотрели бы друг другу в глаза. О его глазах мы можем судить только по его фото. И о них я еще обязательно напишу. Но сначала о книге.

Вряд ли наш проект «Приговоренный к пожизненному. Книга, написанная шариковой ручкой» сразу получит такой же мировой литературный резонанс, как, например, «Хладнокровный убийца» Трумэна Капоте или «Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне» Винсента Буглиози. В Штатах эта книга стала бы бестселлером, по ней бы сняли хорошее кино. Для нас это новый опыт. Ведь ничего подобного (современного тюремного автобиографического романа, написанного реальным автором изнутри одной из самых страшных тюрем страны) в литературной России еще не было.

Когда вы практически подошли к финалу его книги, вы же не успели забыть, что ее автор по-прежнему сидит в камере так называемой «крытой» тюрьмы и в звенящей тишине, в мучительном одиночестве перелистывает страницы своей памяти и дни своей жизни. В его жизни за это время ничего не изменилось. Да и книгу эту он, в отличие от вас, скорее всего, не видел. Он там не в библиотеке все-таки сидит и не в магазине. Жалеть его не надо — мне кажется, он сильнее многих из нас. Оправдывать его тоже не наша задача, он сам себе самый строгий судья. А вот услышать его, увидеть реальную картину его жизни и понять, зачем он эту книгу написал, — очень важно. Хотя бы потому, что написал он ее для нас. И ничего важнее, чем эта книга, для него сейчас нет.

Впрочем, нет в ней еще и многих фактов, моментов, условий, обстоятельств и просто деталей биографии его и его друзей, без которых история Михаила Захарина была бы неполной. Именно поэтому я сейчас пишу это послесловие, которое прольет свет на многие страницы этой по-настоящему детективной драмы.

Я ехал в Харп, мучительно пытаясь заснуть в обледеневшем, как все в этом месте в любое время года, вагоне, сквозь окно которого был виден лишь застеленный туманом горный хребет из снега, ветра и льда. Я старался уснуть, думая о том, что снится узниками ПЖ. Это же неправда, что им снится воля, семья, свобода, футбол, рестораны, концерты. Им снится тюрьма. Об этом написал и сам Михаил Захарин. Тюрьма начинает сниться с какого-то момента, и потом этот образ уже преследует тебя. И ты теряешь грань: спишь ты? Или это всё наяву? Или все-таки сон? А бывает, как мне рассказывали и в знаменитой «Перми-35», и в Тагиле — в зоне для БС (бывших сотрудников правоохранительных органов), и в суровом мордовском лагере для ПЖ, и другой сон. Он о побеге…

Туман не рассеивался. Он темнел и превращался в огромное серое облако, закрывавшее собой все вокруг. Идти становилось всё тяжелее. Комары и прочая нечисть, почувствовав запах крови из свежих ран и усталость человека, не знавшего вовсе, куда идти и зачем, превращали его в улей боли и сплошную живую рану, за которой следом двигалось жужжащее полчище убийц, предвкушавшее свою скорую победу. Он шел, совершенно не зная дороги, — главное, как можно дальше от ворот, пахнущих мазутом, грузовиками и вечным унижением. Но отсюда не уйти. Каждый, кому снится этот сон о побеге, знает — не уйти…