Давид Фонкинос - Две сестры

– Не знаю. Я могу переселиться к друзьям, если вы хотите…

– Нет… нет… Ты здесь у себя дома.

– …

– Ну а как у тебя дела с работой? Есть новости? Вот и об этом ты тоже молчишь, из тебя ничего не вытянешь.

Эта вечеринка- расслабуха , устроенная сестрами, начинала принимать характер допроса. В какой-то момент Матильда даже собралась встать и уйти. Она не собиралась это терпеть. Расспросы Агаты – кстати, совершенно естественные – казались ей беспардонным вмешательством в ее жизнь. Она чувствовала себя униженной. Но все же постаралась скрыть свои чувства и ответила:

– Да, извини, я как раз хотела тебе сказать: мне наконец сообщили дату заседания комиссии. Директор нашего лицея обещал меня поддержать. Но я не жду от этого ничего хорошего: начать работу мне позволят не раньше следующего учебного года и, конечно, в другом лицее.

– Мне очень жаль.

– Вот такие дела.

– Ну а что с финансовой стороной?

– Пока суд да дело, я буду получать только часть своей зарплаты. Вот почему до сентября мне будет трудно снять другую квартиру.

– До сентября…

– Да.

– Если хочешь, мы можем тебе подбросить денег… немного, но так, чтобы хватило на аренду.

– Я вижу, тебе очень хочется, чтобы я съехала.

– Да нет же! Это не столько ради нас, сколько ради тебя самой. Чтобы ты смогла заново строить свою жизнь. Тебе нужно почувствовать, что ты у себя дома.

– Вот уж не знаю, где я буду чувствовать себя как дома…

– …

– Но я могу на несколько дней перебраться в отель, чтобы дать вам передохнуть.

– Неужели тебе так плохо у нас? Живи здесь, сколько захочешь.

– Спасибо.

– И потом, иногда ты можешь ходить куда-нибудь по вечерам. У тебя же раньше было много друзей.

– Да-да, я теперь буду чаще предоставлять вас самим себе. Обещаю.

– Пойми, я это говорю в твоих интересах. Тебе полезно было бы выходить из дома, встречаться с людьми. Чтобы развеяться [26] «Еще одно идиотское выражение, – подумала Матильда. – Как будто можно по своей воле взять и развеяться, как развеивают дым от сигареты». .

– Да, ты права. И кстати, – солгала Матильда, – завтра я встречаюсь с одной подругой. Это бывшая коллега.

– Ну вот и прекрасно, – одобрила Агата, одновременно подзывая взмахом руки официанта. Она уже порядком устала от этого трудного разговора и выпитого вина. Ей хотелось отдохнуть. И чувствуя, что завтра у нее не хватит сил пойти в банк, она заранее решила отговориться воображаемой мигренью.

Некоторые люди, как это ни поразительно, совершенно не меняются внешне. Сабина относилась именно к этой категории. Матильда увидела то же самое лицо, словно время не имело над ним власти. Бывшие коллеги назначили встречу в греческом ресторанчике, где подавали комплексные обеды – закуски, второе и десерт – за весьма умеренную цену. Впрочем, Матильде это было совершенно безразлично, есть она не хотела и заказала только графинчик красного вина. Из чего Сабина заключила, что ее бывшая коллега стала алкоголичкой. Но выводы Сабины часто бывали скороспелыми.

Как бы то ни было, ее растрогал звонок Матильды.

– Я так переживала за тебя. Ты перестала мне отвечать. Я прямо не знала, что и думать…

– Ну, прости меня, я виновата. После того, что случилось, мне нужно было изолироваться от внешнего мира.

– Да, но ты могла хотя бы позвонить, – настаивала Сабина с упреком в голосе, словно это она сама переживала трудный период. Матильда молчала, и ее подруга заговорила чуть мягче:

– Я, конечно, понимаю, что тебе пришлось туго. У нас в лицее все только об этом и судачили. Я просто поверить не могла, но дети мне все подтвердили. Как это случилось, Матильда?! Как ты могла – ударить ребенка?! А главное, именно Матео, которого ты обожала…

– Мы что – встретились именно для этого? Я уже все объяснила кому надо.

– Ну, извини, просто мне трудно это понять, вот и все. Ты всегда была так внимательна к людям. Я тебя считала воплощением доброты. Да ты такая и есть…

– …

Матильда не ответила; ей казалось, что речь идет о ком-то другом. «Воплощение доброты» … Последние недели мало-помалу стерли тот, прежний ее образ. Она едва помнила, какой была раньше. Память стала ненадежной, и теперь ей требовалось огромное усилие, чтобы представить себе ту молодую женщину, которую называли «воплощением доброты». Думая о своей жизни, она видела в ней только женщину, брошенную Этьеном. И вдобавок преподавательницу, уволенную из лицея. Да, все ее существование свелось к этим двум фактам, двум событиям, полностью подчинившим себе ее рассудок. Горе бесследно стерло все ее прошлое. И теперь ей казались абсолютно нереальными воспоминания людей о той женщине, которой она была прежде, – словно они говорили о ком-то другом.