Сергей Докучаев - Глиняный сосуд

— Господи, сама я ничего не знаю, пусть все скорби, все страдания, какие есть на земле, сойдут на меня, только спаси, — зарыдала она и стала в покаянии бить себя в грудь.

Насколько долго продолжалось это состояние: пять минут, десять или час — она не понимала, но когда поднялась с колен, то поняла — молитва услышана. В трепете девушка зашла внутрь. Вновь ощутила знакомые с детства запахи ладана и свечей с прополисом. Уже никого не толкая, попыталась глазами отыскать того, кто ее звал.

— Вы не видели иерея Михаила? — спросила она тихонько у невысокой, сухонькой старушки, убиравшей с жертвенника свечные огарки.

Старушка недоуменно посмотрела на Алену и, сморщившись, указала вперед. Мол, там он. Алена пошла дальше, вглядываясь то в лица людей, то в лики святых на иконах, то в потрескавшиеся фрески, на которых был изображен Страшный суд, но священника найти не могла. Она решила спросить у молодой женщины в темно-синем платке, утиравшей с воспаленных век слезы и жирные ошметки дешевой туши. За секунды по лицу женщины пробежала целая серия ответных вопросов: «Как она смеет шутить в такую минуту и в таком месте?», «Я что так глупо выгляжу, что надо мной можно смеяться?», «Да по ней видно, что она больная». Вопросы так и остались неозвученными. Дама раздраженно, словно отмахиваясь от мухи, указала рукой в направлении амвона.

Алена поблагодарила, посмотрела туда, куда ей указали, и еле сдержалась, чтобы не закричать. Иерей Михаил, в черном подряснике, с Евангелием в руках, лежал в гробу. Никакого небесного света и тепла не было и в помине, если не считать света и тепла от горящих вокруг гроба свечей. Лицо его со следами перенесенной длительной болезни теперь напоминало глиняную маску. Радость от встречи тут же улетучилась, а холод, смущение и уныние навалились на нее с семикратной силой.

— Лишь только начало обнаруживаться тление, то уже по одному виду входивших в келью усопшего иноков можно было заключить, зачем они приходят, — вспомнился ей отрывок из «Братьев Карамазовых». — Войдет, постоит недолго и выходит подтвердить скорее весть другим, толпою ожидающим извне. Иные из сих ожидавших скорбно покивали главами, но другие даже и скрывать уже не хотели своей радости, явно сиявшей в озлобленных взорах их.

Последний роман из великого Пятикнижия Достоевского она читала, по меньшей мере, раз пять — от корки до корки, и понимала для чего и для кого старец Зосима «провонял». Ей стало тепло на душе.

— Да посмотри ты на эту восковую куклу! — ерничая, пробежал по струнам души чужой голос. — Смерть — вот что ждет человека, и больше ничего.

Холодок вновь стал заползать внутрь.

— Алена, тело — лишь пиджак на стуле, который после смерти оставляет человек, — вспомнились ей слова отца Михаила. — И все, чем были наполнены карманы этого пиджака, тоже остается. Душа же бессмертна и возвращается к Богу.

— Господи, помилуй! — наконец услышала Алена голос священника, который совершал чин отпевания.

Эта фраза и последующие за ней отрывки из Евангелия, начали насыщать опустевшую за годы душу, словно дождь высохшую землю. Черная пелена отчаяния и уныния стала терять над ней силу, рвалась, как тонкая паутина.

Наконец отпевание закончилось, и процессия с гробом направилась в сторону автобуса. Алена, проплакав всю службу, вышла самой последней. Ей показалось, что шла она не из храма, а будто из самого Рая. Старушка поворчала, и двери за ней закрылись.

— Девушка, поможете мне донести венки?

Алена, прикрывая глаза рукой от солнечных лучей, посмотрела на женщину.

— Но я…

Она и сама не заметила, как оказалась нагруженной венками.

Стекла автобуса были зашторены черным бархатом. Рядом стояло человек двадцать, мелкими группами по двое и по трое, держа в руках кто гвоздики, кто — красные розы, а кто —хризантемы.

— Меня зовут Ольга Геннадьевна, — представилась женщина, сгружая венки. — Работаю медсестрой в институте. Батюшка был для всех нас как родной отец.

Алена пробурчала в ответ что-то невразумительное.

— Доченька, я просто разрываюсь. Поможешь еще, ради Христа?

Радость вдруг улетучилась, и на ее место вернулось раздражение.

— А что нужно делать? — спросила Алена, все-таки пересилив себя.

— За воротами на Садовом кольце будет ждать машина с врачом Викторией Сергеевной. Съездите на кладбище. Поможете там, чем сможете, а я буду позже. Мне еще нужно продукты купить к поминкам.

Алена вновь почувствовала, что сейчас готова обругать женщину самыми последними словами. Она стала бороться с собой. Ее затрясло.