— Здравствуйте.
— А, Алена, — выйдя из своих дум, сказал профессор. — Вы, как всегда, на боевом посту?
Она улыбнулась и поправила платок на голове, который скрывал и шею.
— Схожу на службу в храм и вернусь.
— Кстати, по биопсии у Максима все хорошо. Отторжение нулевое.
— Слава Богу, — тихо произнесла Алена и перекрестилась.
Агаров по-отечески положил руку ей на плечо, улыбнулся и, опираясь на трость, стал подниматься дальше.
Алена выбежала на улицу. С утра прошел небольшой дождь и в маленьких лужах, блестевших на солнце, купались скворцы и вороны. Ее взгляд остановился на плитах с барельефами академику Щелокову и Бестужевой Елене Николаевне, кандидату медицинских наук. Обе плиты давно не протирались и потеряли свой первоначальный важный вид. Она достала платок, смочила его слюной и, как смогла, протерла контуры лица.
— Никому до вас больше нет дела…
Алена приложила руку к плите. Та, несмотря на первое весеннее солнце, была прохладной.
— Когда Еременко отключат, как думаешь? Лежит уже какой год без сознания. Разве это жизнь? Мука. Ты видела, какие у него пролежни на ягодицах и спине? Как ей вообще не противно к нему прикасаться?
Алена повернула голову на голоса за углом. Стараясь не шаркать ботинками, подошла немного ближе.
— Только место чье-то занимает. Заживо уже сгнил, а все не отключают. Вонь такая от него стоит.
— Если бы не эта сумасшедшая, что за ним ухаживает, и не защита профессора — уже давно бы отключили. Столько бюджетных средств переводится зря!
Алена дождалась, пока за углом стихли шаги, и посмотрела туда, где только что разговаривали медсестры. На асфальте, в маленькой луже от плевков, лежали два смятых ногой окурка, один из которых еще слабо дымился.
Чтобы немного успокоить биение сердца, она прислонилась спиной к шершавой стене, и ее мысли унеслись на несколько лет назад, с трудом пробивая плотную пелену воспоминаний.
Дом теперь напоминал стену из песка, на которую ровно посередине наступил ногой ребенок.
Сотрудница службы спасения дала пожилому мужчине понюхать нашатыря. Нашатырь немного привел его в чувство. Не выпуская из рук оборванного поводка, он как загипнотизированный твердил, что во время взрыва гулял с таксой, а в квартире осталась парализованная жена. Медсестра, пытаясь разговаривать со стариком без какой-либо обратной связи, стала перевязывать голову обезумевшей женщине в купальной шапочке.
Рядом с палаткой, в ожидании своей очереди, сидели собаки кинологической службы. Псы наблюдали за тем, как запыленные бульдозеры, не зная усталости, вгрызаются в куски бетона.
— Ну так что, девушка? — спросил полицейский, пытаясь поймать волочащуюся по земле предупредительную ленту. — Живете здесь? Паспорт у Вас с собой?
Алена собиралась ответить служителю закона, но не смогла, словно забыла буквы алфавита. Только протянула документ, достав его из сумочки.
— Нет, она здесь не прописана, — констатировал полицейский. — Вы в этом доме квартиру снимали или родственники жили? Фаина, налей девушке чаю.
Алена взяла пластмассовый стакан с чаем из рук женщины, но от тряски расплескала половину на пол палатки.
— Здесь живет один мой знакомый, — наконец прорвалось из Алены, когда ее уже никто не слушал.
— К сожалению, больше не живет, — уточнил полицейский, щелкнув шариковой ручкой. — Как фамилия знакомого?
— Максим Еременко. Его подъезд был как раз посередине дома.
— Вы, девушка, лучше идите домой, — делая пометку в бланке, посоветовал он. — Сами видите, что здесь творится. Мы позвоним, если понадобитесь.
Принесли очередного пострадавшего, и в палатке начался плач Иеремии. Медсестра Фаина тут же засуетилась вокруг человека. Алена посмотрела на окровавленное лицо. У нее во рту стало так горько, словно она съела целую ложку хинина. Подкатила тошнота. Она поставила недопитый стаканчик с чаем на край стола, и вдруг страшная тишина разлилась по всей Москве. Собаки приступили к работе.
Только сейчас в свете прожекторов Алена разглядела возвышающиеся руины многоквартирного дома — главной святыни советского народа. Те немногие, кто остались целыми и невредимыми, теперь бесцельно бродили возле палатки, ожидая своей дальнейшей участи.
Около входа в метро редактор вспомнила, что курит. С сигаретой во рту она достала из сумки рукопись Максима с красными карандашными правками. Небрежно пролистала и бросила ее в дымящийся мусорный бак. Не успела она прикончить сигарету, как обгоняя вой сирен, мимо нее пролетели три кареты скорой помощи. Зазвонил телефон. Алена ответила. Выслушала, даже не кивая, потом сказала в трубку: «Приезжай к восьми», — и стала спускаться по лестнице.
Читать дальше