Сергей Докучаев - Глиняный сосуд

Именно тогда произошел, пожалуй, первый случай аналитических предсказаний. Сидя дома за взятым в библиотеке вторым томом трудов академика Щелокова, она вдруг отложила книгу. Встала из-за стола и нашла в ящике медицинскую карту отца из поликлиники. Просмотрела ее в очередной раз, прошла в зал, где отец смотрел футбол и четко, как диктор произнесла:

— Папа, больше ты не обидишь меня и маму. Ты сегодня умрешь от инфаркта.

И вернулась к себе. Отец чуть не подавился кусочком вяленой рыбы. Он медленно встал, допил пиво на дне стакана, вытер ладонью пену с рыжих усов, вытащил ремень из заляпанных грязью брюк и, войдя в комнату к дочери, так ее выпорол, что она еще сорок дней не могла нормально сидеть.

Глубокие ссадины с оголившимися нервными окончаниями саднили и кровоточили, как сочится весной береза, если в ней сделать надруб топором. Но прошло сорок дней, и юная Елена Николаевна спокойно сидела за столом, поминая покойного отца холодцом вместе с мамой, бабушкой и соседями.

С тех пор в глубине ее души стали утверждаться два врача. Первый — это талантливый, тонко чувствующий врач, всегда готовый дать точный диагноз и назначить правильное лечение.

Второй же врач был следствием надломленной психики ввиду неспокойного детства, фундаментом которого стали непререкаемая правота, неумение прощать обиды и оскорбления, коих на своем веку Елена слышала немало.

Друзей у Елены практически не было, да и с теми, кто был, она быстро поссорилась. Единственным авторитетом, с которым она тоже умудрялась спорить, оставался академик Щелоков, с юности заменявший ей буяна-отца.

Десять лет жизни она отдала преподаванию на кафедре кардиологии. В конце концов, ее попросили уйти, после того как поняли, что скоро работать в больницах станет попросту некому. Сдать экзамен Елене было невозможно. Учи, посещай лекции — все бессмысленно. Некоторые студенты даже пытались звонить пожилой матери врача, чтобы та поговорила с дочерью, но когда Елена об этом узнавала, то добивалась их отчисления.

Проходили годы, и уже бывшие ученики «делали себе имя»: кто за границей, кто благодаря каким-нибудь открытиям. Знакомые имена однокурсников и учеников мелькали то там, то тут, в разных журналах появлялись их публикации, что сильно ее раздражало. Нежелание никого учить и открывать свои наработки общественности привели к тому, что она стала «легендой без легенды».

«Пора, — решила она, скромно отметив пятидесятый день рождения. — Ну что я, эту докторскую не напишу? Да за месяц управлюсь!».

И действительно, прошел месяц, и черновик диссертации уже лежал на столе академика Щелокова.

— Не хватает изюминки, — проговорил старик, когда дочитал работу ученицы. — Все очень хорошо изложено: четко, грамотно, профессионально. Не к чему придраться, но и оценят ее просто хорошо. Ляжет она в картотеку фонда под каким-нибудь номером. Воспользуется ею студент один раз — и все. Но, ведь как я понимаю, это не твой уровень?

— Нет, не мой уровень, конечно, — ответила тогда Елена, сжав тонкие губы. — А что не так?

— Говорю же, моя дорогая, изюминки нет. Изюминки! Вспомни, не было ли за твою практику какого-нибудь необычного пациента? С необычным течением болезни, с нестандартным методом лечения и так далее…

Елена открыла каждый пронумерованный ящик памяти в мозгу и ответила:

— Нет, учитель. Не было. Все пациенты либо умирали, либо выздоравливали. Мой метод еще не давал сбоя. На нем я и базировала свою работу.

— Ты — уникум, никто не спорит. Но, понимаешь, получается какое-то «яканье». Мол, я решила, я назначила, я вылечила. А ведь врач куется не только победами, но и поражениями, из которых он делает выводы. Через трудности пройти нужно, чтобы что-то толковое придумать. Понимаешь? Нет в твоей работе трудностей, с которыми бы ты справилась и вышла победителем. Вот чего не хватает! Примера для молодых ребят и девушек. Ты же сама знаешь, что твоя методика никому не по зубам, а пример нужен для всех.

Елена погрузилась в размышления. Ее ноги и руки затряслись, глаза хаотично забегали. Она не представляла, что столкнется с трудностями. Ведь это не ее метод. Трудностей она не знала со скамьи лектория.

Ей все давалось легко, порой экзамены ставились автоматом. Сами учителя советовались с ней по личным вопросам. Как так? Какие еще трудности? Какой пример? Разве она сама не есть этот пример?

В тот день она ушла расстроенная и подавленная. Академик так и не подписал рецензию, включив желтый свет вместо зеленого. Он, ее учитель, не дал зеленого света, хотя другие подписи уже давно стояли на листе. Удар ниже пояса.