Сергей Докучаев - Глиняный сосуд

— Да, она самая, — подтвердила другая медсестра Женя.

На мониторе появилось изображение реанимации и лежащих на койках больных. Камера смотрела сверху вниз. Секунд через двадцать внутрь вошла девушка в синей медицинской накидке и села на стул возле Валеры. Минут пять она, молча, сидела, а потом положила ладонь на его руку.

На мониторе ритм сердца резко запрыгал то вверх, то вниз.

— Видишь, реагирует?! Ну, мы с Женькой так думаем, а там кто знает.

— Да уж… — проговорила Оля. — Грустно как-то. Жаль ее. Молодая девушка и такое горе сразу. Отец — тоже ведь растение и неизвестно, очнется ли.

— Кстати, бывший муж этой, как ты выразилась, бедной Кати — ваш многострадальный Максим Еременко.

На экране телевизора крутилось видео недавно закончившейся операции. Проходил разбор полетов.

В ординаторской сидели хмурый профессор, положивший ногу на ногу, несколько уставших ассистентов-хирургов, интерн Виктория и Елена Николаевна, традиционно с чашкой густого кофе в руках.

— Кто мог подумать, что Казоряну помимо шунтов придется еще два клапана менять? — произнес профессор, обращаясь как бы ко всем, а на деле — оправдываясь перед Еленой. — Обследование такой информации не дало. Теперь его жена нас съест.

— Нас съест сам Казорян, когда придет в себя и узнает об этом, — иронично проговорил один из хирургов, включив максимальный обдув в кондиционере. — Он вообще не хотел ложиться на операцию.

— Не будь операции, через месяц или два Казорян слег бы с обширным инфарктом, — тоненьким неуверенным голосом пропищала Виктория. — Ведь так?

— Что скажете, Елена Николаевна? — обратился Агаров напрямую к коллеге.

Кардиолог молча отпила черной густой жидкости, напоминавшей разведенную водой глину, и отстраненно произнесла:

— Остыл….

— Как на Ваш взгляд, шансы у Казоряна теперь есть?

— Я с самого начала говорила, что их нет, — нарочито спокойно ответила она. — У Казоряна не только клапан, у него тромбофлебит, который через несколько месяцев забьет ваши шунты. Поставите стенты в шунты — тромбы забьют и их.

Несмотря на жару за окном Виктория накинула на худые плечи кофточку.

— Вы так думаете? — вновь уставившись в телевизор, проговорил профессор. — Тромбофлебит можно купировать разжижающими препаратами. Диету подберем. Бросит курить. Мы подарили ему лет десять, как минимум.

— Вам виднее, профессор, но я все сказала еще в прошлый раз на консилиуме. Просто ситуация с Еременко Вам головы затуманила.

— Причем тут Еременко? — спросил профессор раздраженно. — Кстати, как он? Есть положительная динамика?

Елена Николаевна подошла к интерну, приложила ладонь к ее лбу и ответила:

— Самостоятельно он пока не дышит.

— Предложения?

— Антибиотик работает, но утром мне сообщили о развивающейся почечной недостаточности. К тому же, судя по рентгену, в правом легком скопилась вода.

— Антибиотик токсичный, соглашусь. А посев пришел? Может быть, по чувствительности подберем что-то другое?

— Сегодня должны прийти результаты. Но если на нас свалится пневмония и почки, то парень может и не выдержать.

— Елена Николаевна, да сколько можно? — стал закипать профессор. — Где ваша компетентность? Вы что, не выспались сегодня?

Он кашлянул в кулак и продолжил:

— Раз мы взялись делать пересадки сердца, то берем на себя и всю ответственность. При подавленном иммунитете вполне естественно появление инфекций и других проблем, но на то мы и врачи, чтобы лечить. Почти двухвековая мощь института перед вами. Пользуйтесь. Недавно пришел новейший фильтр для чистки крови. Можно поставить его Еременко. Я договорюсь с директором.

— Как скажете.

— Ладно, я на конференцию. Завтра все операции по плану. Держите меня в курсе.

— До свидания, профессор, — пролепетала Виктория, еще глубже укутавшись в кофту.

Он ушел, а за ним, вытащив по сигарете, словно адъютанты вышли хирурги, оставив в ординаторской интерна и Елену.

Виктория открыла историю болезни Дмитрия Матвейчука, и стала внимательно изучать последние данные, лишь изредка поглядывая на Елену Николаевну.

— Хочешь, я дам тебе заключение по Матвейчуку? — спокойно спросила Елена, спустя несколько минут.

— Нет… — с дрожащим голосом проговорила Виктория, оторвавшись от папки. — Я не хочу ничего слышать, Елена Николаевна. Я врач и поставлю его на ноги.

— Кто спорит, Виктория, что ты врач? Просто как человек с большим опытом, могу дать оценку уже сейчас, не дожидаясь консилиума.