Сергей Докучаев - О всех, забывших радость свою

Пока я размышлял, Танечка и вторая медсестра меня протирали салфетками, а, дойдя до промежности, не преминули заметить: «На этих таблетках главное, не подцепить ничего. Иммунитет задавлен. Палата стерильна, но кто его знает».

Потом, пока рыженькая девушка меня держала за руки, чтобы я не грохнулся на пол, Таня перестелила постель. Я потел, а раны имели свойство мокнуть и гноиться. Потом они обработали ожоги на ягодицах какой-то мазью, не забыв сделать перед этим укол обезболивающего средства.

Наконец все процедуры были закончены, и меня также аккуратно водворили на место.

В эти минуты я был уверен, что влюблен в Таню. Сейчас она заменила мне и мать, и жену. Не было в данное время человека ближе, чем Таня с ее нежными и холодными руками.

День прошел спокойно, боли сменялись минутами умиротворения после уколов, я уже немного привык к тому, что слышал, как бьется новое сердце, как оно трется о перикард. Есть такая в теле человека сердечная сумка.

Меня кормили, дозировано поили из специальной баночки, так как количество потребляемой жидкости было строго ограничено. Почки еще не готовы были справиться с большим количеством воды, да и сердце нагружать не стоило. Ближе к вечеру пришла Таня и надела утягивающий послеоперационный корсет, сказав, что его передала мама. Потом она побрила мои впалые щеки и помогла почистить зубы.

— Добрая у тебя мама. Моя другая совсем. Никогда нас с братом не любила. Нагуляла по молодости, и потом виноваты ей во всем были. Умерла год назад вот как раз на этой же койке, где ты лежишь. И представь: я сидела с ней до последнего ее вдоха, судно выносила, кормила с ложечки, а она на меня матом пушила, проституткой называла. Я даже батюшку местного вызывала исповедовать, так она на него такое наговорила, что уши б мои не слышали этого. Стыдом некуда перед людьми.

— Да…. Даже не знаю, что тут сказать, видимо, мне еще повезло очень с мамой.

— Ты вообще везучий, я так поняла.

— Это как сказать.

— А что тут говорить. У моего брата даже шансов не было никаких. Наркоманы ночью зарезали. Я видела их глаза у нас тут в институте, в токсикологии. Когда у них ломка, это уже не люди. Они любого зарежут, лишь бы наскрести на дозу.

— Так ты одна теперь?

— У меня есть еще тетя с дядей, бабушка старенькая, друзья. Так что не одна.

— А муж есть, дети?

— Живем без штампа, как и все в наше время. Без хлопот и забот, без детей.

— Понятно.

— Ладно, пойду я анализы получу.

— Хорошо, Таня. Спасибо тебе за все.

— Поправляйся.

После вечерних таблеток, подавляющих иммунитет, я сразу же заснул. Правда, вновь ненадолго. Сон то и дело прерывался звоном приборов, стонами, доносившимися из соседних боксов, Таней, которая заходила периодически проверить показания приборов. Не давала о себе забыть и боль.

Когда моя любимая медсестра пришла в очередной раз, заспанная, чтобы поменять шприц в дозаторе, я спросил:

— Тань, а ты не знаешь, чье сердце мне пересадили?

— Точно не знаю. В нашей стране, как мне известно, такие вещи не разглашаются. Света, медсестра, обычно ходит в главный корпус с ящиком забирать сердце, но и она не знает, чье оно. Могут кого-то по скорой привезти после аварии, могут после ранения привезти в агонии. В противошоковом зале и отходят многие в мир иной. Бывает, что и неделями лечатся у нас, а потом вдруг неожиданно умирают.

— Понятно.

— Тебе все равно не скажут. Зачем кому-то проблемы? Мое мнение — это к лучшему, что родственники не знают, ничего не должен знать и сам реципиент тоже. Меньше знаешь, крепче спишь, как говорится.

— Наверно. А ты когда уходишь домой?

— Утром в восемь. Меня сменит Руслана.

— Понятно. А что там за шум в коридоре? Столько голосов.

— Наш сотрудник лежит, после операции. Плохой совсем. Вот к нему все и ходят поддержать, а на самом деле проститься.

— Тяжелая у вас работа.

— Зато настоящая, да и привыкла я.

В бокс зашел бородатый реаниматолог.

— Ну, как у нас тут дела?

— Нормально, — ответил я. — Болит только все.

— Болит, говоришь, — смотря на приборы, сказал он. — Укол сделать?

— Думаю, нет. Потерплю. Недавно только делали.

— Правильно. Потерпи. Боль будет проходить со временем. Сейчас вот я вытащу дренажи, станет легче дышать. Завтра утром, а, точнее, уже сегодня, обработают шов. Чесаться меньше будет. Анализы становятся лучше. Динамика хорошая. Думаю, будем после биопсии переводить в отделение. Хватит тут отдыхать.

— Было бы здорово.