Никита Немцев - Русский бунт

— Ты чудо.

— А ты юдо. Вместе мы — чудо-юдо.

Скоро стало дурно через край — они остановили карусель. Мир вернулся, конечно, на место, но всё ещё весело пошатывался.

Шелобей рассказывал, как он раз в столовке украл котлету и сунул в карман. Лида рассказывала, как её в Индии грабанули. И ещё что-то, и ещё — они шагали. И как-то так прелестно им шагалось (даже окрашенная скамейка, отпечатавшаяся жёлтыми лихими пятнами, не могла испортить день), — что они не заметили, как оказались на вечерних Патриарших, всю Москву по кругу обойдя.

Сидели на парапете у водицы и разглядывали уток.

— А интересно, куда утки на зиму деваются? — спросила Лида немножко грустновато.

Шелобей смачно хлопнул себя по лбу и чуть не свалился в воду (Лида его поймала).

— Ты же про тире что-то хотела сказать! — вспомнил он.

— Точняк! — Лида хлопнула себя по коленке, но тут же оправилась, достала кисет и заговорила осторожней: — Тебе… тебе не кажется, что это немножко походит на шизу? Что ты сейчас всё под тире подгоняешь?

— Шизу!? — Шелобей подскочил от возмущения, но тут же сел. — А реплики почему в романах тире оформляются? А пропуски слов почему через тире? Это же переход к сути! А позвоночник человеческий — что такое, как не тире? Нет-нет! Меня не подкузьмишь! Я это дело разгадаю!

— Ладно, Шелобей, как скажешь. — Лидочка улыбнулась и утихомиривающим жестом протянула мастерскую самокрутку.

Людно было (Патриаршие и так обложены кафе и магазинами, но сегодня их как будто даже больше стало): на скамейке рядышком сгрудилась натуральная толпа. Алкоголь, смеха́, гитара. Похоже на встречу выпускников. А скоро и Шелобей с Лидой выпустятся — тоже будут собираться… Или не будут?

Пока — сидели, глядя как в воде отражаются фонари, и чему-то бестолково радовались.

Зачем-то к ним подошёл затрёпанный чумазый мужчина (все зубы золотые). Представился автостопщиком, из Новосибирска, вот паспорт, если не верите. В Питер едет, с БГ хочет потолковать. Только денег нема: понимаете, на бухло всё ушло. Один подвезёт — и так грустно, так грустно, что непременно мерзавчик раздавить надо. Другой подвезёт — ещё шкалик. Ну, знаете, как бывает. Не подкинете пару франков? А я вам стихи почитаю.

Шелобей косился на Лиду, та — на Шелобея (они оба кренились к воде, собираясь нырнуть если что). Но нет, им не удалось избежать поэзии.

Это была безудержно скверная и необъяснимо длинная поэма про коммунизм, алкоголизм и зону. Лида покраснела, а Шелобей заикаться стал:

— Во-во-возьмите.

Он протянул горсточку рублёвых монет. Лида докинула две самокрутки. Они встали и ушли, сгоняя онемение.

— Вот тебе и тиреист, блин, — проговорила Лидочка бледными губами, припоминая, как это — смеяться.

Автостопщик их расслышал:

— — Па-а-астойте, уважаемые! Но ведь тире — это палка о двух концах.

Тут Шелобей всё-таки свалился в воду.

А бородой своей Шелобей так не озаботился: так и ходил с клыками да просекой — пока не отросло.

Всё улыбаясь, я постучал стопку об стол и отхлебнул простывший чай. Взял на руки кошку Варьку (белая в чёрных пятнах — или наоборот) и покружил с ней по комнате. Улёгся с ней на диван — наглаживал и приговаривал, какая она хорошенькая. Потом мне надоело, и я сказал:

— Моя ненаглядная, милая, сдрисни, пожалуйста.

Она убежала. Зазвучала «Волшебная флейта».

Нет, я не чувствовал себя глупо. Я чувствовал себя очень-очень умно́.

Крутясь среди битников, музыкантов и наркоманов, Лида завела пропасть друзей (особенно, на кладбищах), — а вместе с ними и историй.

— …И вот вваливаются туда мусора… — Речь шла о притоне где-то на «Полянке», вернее, это был подставной притон, настоящий — располагался в подвале через дорогу, его держали чечены, которые взяли в плен дочку одного из ментов, так что тем ничего не оставалось, кроме как организовать свой притон, чтобы переманивать клиентуру, шантажировать чечен и устраивать налёты, так вот, дело происходило в настоящем притоне, где ошивался Лукич, Лидин друг, которого она пришла звать играть в «Сегу». — Влетают, всех мордой в пол, орут: «Кокаин, героин, наркотики — где?». А Лукич стоит у стенки, ржёт. Менты ему: «Чё ржёшь? Весело тебе, да?» А он аккуратно такой достаёт правый глаз и водит им по сторонам: «Сейчас-то мы посмотрим, где эти наркоманы!» Никто же, блин, не знал, что глаз у него вставной. Но это ещё фигня. Настоящий атас начался, когда подъехал Метадон Кихот…