Александр Абердин - Русский бунт - 2030

Подполковнику Первенцеву в эту тёплую, майскую ночь не спалось. Словно вернувшись в далёкое прошлое, когда ему частенько приходилось буквально на бегу и тоже ночью перекраивать планы, составленные мудрыми мужами с большими звёздами на погонах, он занимался почти тем же самым. Разница между теми ночными бдениями и сегодняшней бессонной ночью была по сути небольшой, но очень уж сильно отличалась по обстоятельствам. Максим обдумывал генеральный план действий в последнюю ночь своего заключения. Лёжа на жесткой шконке под тонким, байковым одеялом, пахнущим карболкой, он мысленно возвращался к тому, безусловно, грандиозному плану, который разработали его друзья.

План этот был, что ни говори, практически безупречен, но слишком уж велик и всеобъемлющ, что пугало. Максим пытался найти в нём хоть какие-то изъяны, но это ему не удавалось. Впрочем, один недостаток ему всё же удалось найти — он не принимал никакого участия в его разработке. Больше он ни к чему не мог придраться и хоть это радовало его. Ничего удивительного, за пятнадцать лет, истекшие с того дня, когда Максима Первенцева бросили в застенки внутренней тюрьмы ФСБ, его боевые друзья преуспели в том числе и в планировании сложных, многоходовых операций. К тому же над тем планом, который он изучал вот уже почти полгода, его друзья работали больше пяти лет.

Подумав о масштабах разработанного друзьями плана, Максим вздохнул, чуть-чуть приоткрыл правый глаз и тут же поспешил закрыть. Тюрьма зрелище безрадостное. В серой, бетонной клетке камеры, возвышались в три яруса прочные стальные койки, прикрученные к полу. Три окна — мощная стальная решетка с вставленными в неё «слепыми» стеклоблоками, пропускали в камеру свет, но через них не было видно, что творится снаружи. Интерьер камеры жутко бесил Максима своей тщательно продуманной скудностью. На стенах была набросана какая-то невероятно прочная цементная «шуба» грязно-серого цвета. Посреди камеры чуть ли не монолитным блоком стояли стальные койки, а вдоль длинной стены напротив окон, выстроились в ряд стальные шкафы, стоящие в два этажа и никаких тебе табуретов и столов. Они не были предусмотрены в спальном помещении лагерного блока, построенного по новому проекту, последнему слову тюремной науки.

Подполковник ФСБ Максим Викторович Первенцев был в числе тех заключённых, которым пришлось обживать новый лагерь особого режима, построенный по последнему слову тюремной науки. В лагерь, спрятавшийся в глухих мордовских лесах, получивший от зеков название «Титаник» из-за того, что грунтовые воды находились на глубине меньше метра, его доставили ровно через год после ареста. На первых порах, после внутренней тюрьмы со всеми её «прелестями», пребывание в «Титанике» показалось Максиму чуть ли не отдыхом на Канарах, ну, а потом его друзья, оставшиеся на воле, сделали всё возможное, чтобы ему было легко и комфортно мотать свой срок. Подполковник Первенцев мог легко избежать как ареста и заточения во «Внутряк», так и приговора суда, но он сам принял решение «сесть», а вот сделал это не под своей фамилией. Пятнадцать лет назад он добровольно отдался в руки своих коллег по работе под видом Николая Ивановича Бойцова, в те годы майора ФСБ и специального секретного агента, чьим основным профилем было пилотирование каких угодно летательных аппаратов в любых метеоусловиях.

Закрыв глаза, чтобы не видеть проклятых лампочек под потолком, горящих всю ночь напролёт, Максим снова вздохнул. Кроме лампочек больше ничто, даже тяжелый запах, если не просто вонь от шести десятков мужских тел, его не беспокоило. Хотя нет, кое-что его всё же беспокоило Максима. Например, действия его бывшего руководства, влупившего ему пятнадцать лет особого режима ни за что, просто так, спокойствия ради. Оно могло запросто добавить майору Бойцову ещё лет десять, а то и все двадцать, даже не утруждая себя лишними объяснениями. Да, Москва, как говорится, бьёт с носка и слезам не верит. Ну, ударов, какими бы сильными они не были, Максим не боялся, да, и слёз никогда не лил. Не мужское это дело, лить слёзы. Мужчина так же не имеет права вообще выставлять напоказ свои чувства, какими бы они не были. Особенно если этот мужчина солдат, боец и даже более того, полевой агент специального назначения, каких во всём мире насчитывается намного меньше, чем космонавтов и астронавтов. Показать свои чувства, выразить их открыто, ничто иное, как указать на свои слабости. Как следствие, ты можешь вооружить вероятного противника и дать ему шанс победить себя хоть в открытом поединке, хоть в тайном, куда больше похожем на партию в шахматы со смертельным исходом.