Ольга Птицева - Тожесть. Сборник рассказов

Костя.

— Не ходи.

Да замолчи ты уже, достала.

— Ну я же обещал, зайчик, обещал, что буду. Посижу часик и вернусь. Угу?

Давай-давай, смирись, отстань от меня, отвяжись, подожми губки и уматывай на кухню, пить зеленый смузи, строчить тупые сообщения подругам. Только над душой не стой, мать твою, не стой.

— Давай лучше сходим в киношку?..

Не начинай, умоляю, не канючь. Не дуйся, не имей мне мозги, котичка, зайка, отпусти меня. Один вечер. Дай передохнуть, иначе я взорвусь, взорвусь, к чертям, кто тогда потащит тебя в ЗАГС?

— В кино пойдем завтра, ты реши пока, на что.

Дыхание. Как там учат подтянутые красотки в легинсах на видео, под которые ты пыхтишь? Глубокий вдох, спокойный выдох.

— Секса не будет!

Гляди-ка, угрозы подвезли. Думаешь, я хочу тебя трахать? Дура, дура, дура, Господи, какая дура.

— Котик, ну чего ты? — Главное, чтобы голос не дрогнул, не сорвался в насмешку, она это чует.

Засмеялась, покраснела от удовольствия.

— Это фильм такой, Светка ходила, говорит, смешной…

Тебе все смешно. И Светке твоей. И всем, таким, как ты. Никаким. Тупым. Напиханным родительским баблом, как утка яблоками.

Смех получился визгливым, но правдоподобным. Поверила. Наскоро прислонился губами к щеке, пахнуло сладковатым, каким-то абсолютно пошлым. Специально нюхал флакончик — духи, как духи, свежие, лимонные даже. А на ней становятся приторной бурдой, а может, это ее собственный запах заглушал любые, даже самые приятные запахи.

Костя вывалился из квартиры, ключ звякнул в замке. Раздражение разбегалось по телу вместе с кровью, так и хотелось вонзить этот самый ключ себе в шею, чтобы запульсировало, заплевало алым, и сразу стало спокойнее. Тише. Темнее. В квартире было слишком светло. Яркие лампы в стеклянных плафонах, подсветка шкафчиков, зеркала, прозрачные ножки стульев.

— Папа сказал, так больше воздуха, — объяснила она.

И спорить Костя не стал. Все, что говорил папа, становилось законом. Непреложным и незыблемым. Так было на фирме, будет и дома.

Подготовить отчет за двенадцать часов — с девяти вечера до девяти утра?

— Да, Станислав Сергеевич, — робкий кивок, потупленный взгляд.

Обойти все законы, но оформить налоговый вычет?

— Да, Станислав Сергеевич.

Жениться на вашей дочке — беспросветной дуре с толстыми лодыжками?

— Да, Станислав Сергеевич.

Себя Костя видел героем дурацкого мультика. Маленький комок шерсти с большими глазками, при первой же необходимости поджимает уши и тянет мохнатую лапу, мол, я — мясо, я! Жри меня, самка богомола, главное, чтобы папа твой был доволен.

Папа и правда им благоволил. Отдал квартиру с мебелью, отвалил деньжат, продвинул в замы. А дочка его — беззлобная же, туповата-простовата, но бывает хуже! Так себя Костя и успокаивал. Он вообще умел закрывать глаза. Не замечать, выходящее за рамки успешной жизни.

Тупую дочку шефа, на который придется жениться. И самого шефа — токсичного мудака с комплексом бога и бычьим здоровьем, всех еще переживет. И друзей, что оставались ими по инерции, а на деле давно превратились в ворох грязного белья.

Руки так и чесались схватить, например, Глеба за грудки, встряхнуть посильнее, заорать, мол, что творишь, кобель сраный? Катька тебе с неба упала, готовенькая, острая, как бритва, красивая, как смерть во сне, верная, умная, сучистая ровно настолько, чтобы по лбу бил, стоит с ней словом перекинуться. А ты? Ты на кого полез? На Янку? На деревню эту, над которой ржать — не перержать? Жалели мы ее, жалели! Лабы у нее списывали. Ты чего, мужик?

Но Костя молчал. Интересовался, как дела, зубоскалил про секс после брака, скидывал смешные картинки в чатик. Потому что грудки — дело хорошее, только после них пиво пить будет не с кем. А как без пива-то? Если с первого курса пьется, и после выпуска пьется, и должно питься дальше, и будет, мать вашу, будет, я сказал!

И ради этого Костя был готов терпеть их кислые рожи, с каждым разом все кислее, и старинные шутки, и вялую болтовню ни о чем. Даже щенячьи глаза, спрятанные под нелепо отросшую челку, он мог терпеть. Пусть и стало почти уж невыносимо.

Сколько времени прошло? Пять лет? Семь? Семь лет с их поездки на дачу к Глебу. Перебрали тогда страшно, накурились какой-то дряни, это Янка притащила, в неуемном своем желании показать, какая она оторва.

Спустились с Дениской в подвал размяться, ракетками по мячику не попадали толком. А потом он упал, подвернул лодыжку. Надо было помочь встать, конечно, надо было. Они же друзья, братья почти, столько лет девчонок клеили! Это потом Костя понял, что девчонок клеил только он, а Дениска улыбался робко, смущался, как дурак, краснел, сливался под бочок к Янке, ботанить и чаек с пирожками мамкиными попивать.