Эдуард Веркин - Мертвец [litres]

– …В Праге такие замки, там привидения везде живут…

Вдруг он остановился и спросил:

– Слушай, Никит, а почему именно сейчас они решили к провалам пойти? Ведь и раньше можно было спокойно всё сделать, ведь правильно?

– Правильно, – согласился я. – Но, видишь ли, тут многое в одну точку сошлось. Во-первых, собаку с ошейником только недавно нашли, а значит, карта появилась совсем недавно. А во-вторых, ракеты.

– Ракеты? При чём здесь ракеты?

– Ты что, не помнишь, что Вырвиглаз про кладбище рассказывал?

– Нет…

– От этих пусков трясётся земля, – сказал я. – А от этой тряски наружу вываливается всё, что в земле находится. В Филисове даже кости носорога вывалились.

– Носорога?

– Ну да, волосатого. Или шерстистого, не знаю, как точно. Там берег реки обвалился и наружу выступили кости, уже и учёных из области вызвали. С провалами то же самое. Так что там могла тоже земля обвалиться, и всё, что под глиняными наносами было, оно и открылось. Метеорит мог запросто проявиться. Поэтому Озеров туда наверняка свою банду отправил. Ну, или отправит скоро, и мы должны их опередить. Ты же не хочешь, чтобы метеорит достался Озерову?

– Он его в музей хочет поместить… – возразил Упырь.

– В музей! – усмехнулся я. – В Лондонский музей метеоритов! Продать, за сто тысяч баксов он его хочет, вот что он хочет. А может, и дороже. Знаешь, сейчас метеориты в цену входят, из них такие украшения делают… А земля в последнее время тряслась, отчего там могло все что угодно наружу вылезти. Даже метеорит. Ты думаешь, где собаку Секацкого нашли? Тут. Она вытряхнулась из земли… Короче, надо идти…

Где-то далеко-далеко завёлся дятел: тук-тук-тук, тупая дробь.

– Кукушка. – Упырь поглядел в небо. – Кукушка-кукушка, сколько мне лет жить?

Не знаю, наверное, от температуры, волосы у меня на голове поднялись от этих его слов. А этот дурак ещё и повторил:

– Кукушка-кукушка, сколько мне лет жить?

Вральский дятел выстукивал дробь своим деревянным носом, стремился всей мордой к запрятанному в глубине мясистому короеду, щедро обещая Упырю десятки и сотни лет жизни.

– Классно, – сказал довольный Упырь, – кукушка мне много отсчитала!

Я не стал его разубеждать. Кукушка так кукушка. Хорошая примета.

– Надо идти, – повторил я.

– Ну да, пойдём…

Лес менялся. Он был уже как парк – редкие сосны, камни между ними, округлые, склизкие, лучше на них не наступать.

Упырь снова остановился. Что ж он всё время так? Чувствует, что ли?

– Что? – спросил я. – Что ещё?

– Волк.

– Какой волк?

– Двухголовый… – шёпотом сказал Упырь.

Я хихикнул.

– Не, я конечно, понимаю, что это всё чушь, но всё равно, как-то не так… Лес тут такой непривычный… Илья говорил, что тут какой-то дух…

– Какой ещё Илья? – не понял я.

– Ну, Илья, лысый который. Он говорил, что тут дух всё охраняет… Погоди…

Упырь принялся копаться в карманах и достал большой пряник, раскрошил его и раскидал по сторонам.

– Зачем это?

– Жертва. Ну как же, он же, Илья, говорил, что надо принести жертву…

– Не будь похож на Вырвиглаза, – остановил его я. – Нет здесь ничего, просто дырки в земле. Пойдём.

Но мне самому стало не по себе, а может, это было от жара, скорее всего от жара. Я где-то слыхал, что люди, которые сильно болеют, у которых случается горячка, так вот, эти люди в какой-то момент своей болезни начинают ощущать, что кто-то рядом есть, хотя они в комнатах одни. Потом, выздоровев, они вспоминают это своё ощущение и рассказывают, что к ним приходил ангел. Или говорят, что смерть стояла у изголовья. Наверное, что-то подобное испытал и я.

Я понимал, что это температура, что это нервы, разыгравшееся воображение, я всё это понимал, но ощущение присутствия не отпускало.

– Нет тут никого, – сказал вдруг Упырь.

– Что? – не понял я.

– Нет никого.

– Ты тоже чувствуешь?

– Ага. Но нет никого. В лесу часто кажется, что кто-то за тобой смотрит. Это синдром джунглей. Нормально.

– Нормально…

– А чего ты тогда трясёшься? – спросил Упырь.

– Трясусь… Не знаю. Трясусь. Приболел, наверное.

– Он ещё про глаза рассказывал… – напомнил Упырь.

Тут я уж не выдержал и огляделся ещё раз. Никаких глаз вокруг не было, не надо нам никаких красных глаз… Почему, собственно, красных? Почему глаза должны быть красными? Лес как лес, светлый, но какой-то при этом мрачный. Или казалось мне это? Ощущение присутствия…

– Нет никаких глаз, – твёрдо сказал я. – Пойдём. Пойдём. Или уже передумал?