Эдуард Веркин - Мертвец [litres]

– Всё будет хорошо, – сказал я матери. – Просто замечательно.

Было холодно. И на улице и так. Хотя и одиннадцать часов уже. И темно как-то, и от Соловьёвых по улице полз сивушный запах – Соловьёв-старший завершал возгонку своих чудесных эликсиров, способствовавших язволечению. В апреле его штрафанули, но он упорствовал в своих заблуждениях.

Надо настучать.

Я пожелал себе всяческих удач и спустился до Любимова, до асфальта. За магазином привычно пристроился в переулке неугомонный гаишник Кочкин, ждал клиентов. В прошлом году он оштрафовал родного дядю, и это не легенда. На меня Кочкин внимания не обратил, чего-то он там колупал в радаре, наверное, доплеровский эффект отыскивал.

После Кочкина я свернул на Пионерскую, тут можно срезать через пустые дома метров пятьсот, главное, чтобы собак не было. Собак не было. И пьянь, несмотря на субботу, тоже не встретилась, спокойно добрался до музея.

Вокруг музея было полно народу, все сидели на лужайке и галдели словно специально, словно попросили их шуметь и всячески веселиться. Как стая клестов, однажды зимой видел их. И вообще, не думал, что в очередную метеоритную экспедицию соберётся столько желающих, я вписался семнадцатым, а тут до фига было. Наверное, из-за того, что эту экспедицию организовывал Озеров. С Озеровым интересно. Он умный и богатый, отец говорит, что если снова вдруг случится революция, то Озерова убьют первым, если он вовремя в Канаду не удерёт. Такие у нас не держатся, сказал отец.

Много людишек – хорошо, как раз то, что нужно.

Озеров переписывал участников экспедиции, проверял снаряжение, раздавал советы. На шее у него болтался гигантских размеров свисток, выполненный в технике гжели, иногда он в этот свисток посвистывал то ли от радости, то ли с целью взбодрения окрестностей.

Олигарх уездного разлива.

Рядом с ним с планшеткой шагала Родионова. Вид у неё был важный и счастливый, одета она была по-туристски, свисток, правда, обычный физкультурный. Катька тоже переписывала поголовье, тоже проверяла снаряжение и раздавала советы.

Остальные занимались кто чем. Большая часть жевала какие-то бутерброды, варёные яйца и редиску, чуть справа возле дискового ларька весьма удачно расположилась бабулька, она всегда семечками и петушками торговала, но как звать её, я не знал.

Упырь тоже жевал, я его сразу увидел. Наши все по большей части в камуфляже, а Упырь в чём-то таком оранжево-фиолетовом, этакая клякса в болоте. Он меня не увидел пока, к счастью.

А пока я расположился так, чтобы Катька подошла ко мне. И она подошла.

– Фамилия? – спросила не глядя.

– Да ладно, Кать… – примирительно сказал я. – Чего ты? Не надоело ещё губу выворачивать?

– Не надоело. Представь себе – не надоело. Ты как тут? Сам или на службе?

Катька кивнула в сторону Упыря.

– Слащёв, – сказал я.

– Что?

– Слащёв моя фамилия. Через «ё», пожалуйста, я в ёфикаторы вступил.

– Ёфикатор, блин… – Катька вписала меня в положенную графу и отправилась дальше.

– А снаряжение? – спросил я вдогонку. – Проверять не будешь?

– Сам проверяй.

Ну, ну. Пускай, пускай. Я лениво закинул за плечо рюкзак и направился к Упырю.

Упырь сидел на рюкзаке, пил кофе из пузатой металлической чашки. Грелся.

– Здорово, Денис. – Я устроился рядом. – Как настроение?

– Классное. – Упырь вскочил, засуетился, принялся доставать из рюкзака термос. – Отец тоже говорит – в походы надо ходить, в походах интересно. А мама кофе сделала особый, с корицей.

Упырь сунул мне под нос термос, корицей не пахло.

– Я ещё взял такие специальные пакеты…

Упырь достал из рюкзака запаянный в фольгу пакет.

– Это папка из Америки привёз, – пояснил он. – Это паёк американских солдат. Съешь такой пакет – и целый день сыт. Один солдат несёт пакеты на пять дней…

– Отлично, – сказал я. – Прекрасная вещь. Будем как американские солдаты…

Я осторожно искал Катьку, она продолжала инспектировать туристов.

– Ещё папа настоящие ботинки привёз…

– Да-да… – рассеянно сказал я. – Блестящие ботинки это чудесно…

– Какие блестящие? – не понял Упырь.

– При чём здесь блестящие? – теперь уже я не понял.

– Ты сказал «блестящие ботинки».

– Я?

Упырь уверенно кивнул.

Как однако… Я отвернулся и осторожно, чтобы никто не заметил, приложил ко лбу ладонь. Ничего не почувствовал. Конечно, ничего не почувствуешь – температура, она ведь везде.

– Солнце напекло, – сказал я. – Слушай, Денис, ты тут постой немного, а я похожу…