Эдуард Веркин - Мертвец [litres]

По рукам пошли пупырышки, я не выдержал и побежал.

Над музеем горел фонарь. Хороший, галогеновый фонарь, энергии мало, свету много. Шлагбаум закрыт, я подлез. Над информационным стендом тоже лампочка. Своя, особая, маленькая.

В экспедицию записалось шестнадцать человек. Сбоку болталась ручка на верёвочке. Озеров – человек уважаемый, даже ручку у него никто не спёр. Я взял ручку и вписал:

17 Никита Слащёв.

18 Денис Чеков.

Я плохо спал. Снилось, что я в поезде. Лежу на верхней полке в купе, а вокруг какие-то штуки, одновременно круглые и квадратные. Я пытался выбраться с верхней полки, но не получалось, эти кругло-квадратные вертелись вокруг и мешали, но я всё равно пытался.

До утра.

Проснулся я с трудом. И долго не мог понять, где нахожусь, проснулся или ещё нет, даже пытался нащупать эту бесформенную дрянь. Но нащупал лишь спинку кровати.

Очень хотелось пить. Поискал вокруг. Ничего.

Я плохо спал уже целую неделю. И плохо ел. И дышал плохо. Хотелось достать тетрадь и что-нибудь написать, но тетради не было.

Во вторник у меня температура поднялась, так что пришлось пить водку, разбавленную с мёдом. На следующий день температура прошла, и я продолжал работать, а после работы готовиться к экспедиции. Упырь тоже готовился, а в четверг мы вместе сходили на базар и по магазинам. Я не прикупил ничего, у меня для экспедиции всё было готово, мы раньше часто ходили в поход. А Упырь экипировался, купил тушёнку в железных банках, купил компас, ещё какую-то ерунду, не помню.

Потом мы двинулись, разумеется, ко мне, и Упырь долго рассказывал, как он ходил в походы до этого, и как вчера он зашёл на геологический сайт и изучил особенности провалов в других областях, и что провалы эти – очень интересные объекты…

А в субботу я проснулся с трудом.

Рюкзак был собран. Ещё с вечера. Старые кроссовки готовы. Всё готово. Мне было страшно. Я отправился в большой дом.

Мать жарила яичницу. Я сказал:

– Доброе утро.

– Доброе… – кивнула мать. – Какой-то бред на самом-то деле…

Я молчал. Напряжён был в последнее время я.

Мать потрясла газетой, шуганула муху.

– Чёрт-те что, – снова сказала. – Докатились. Ограбили краеведческий музей! Во что превращается наш город?

– Музей? – спросил я.

– Музей, музей. Вот, почитай.

Мать кинула мне газету. На первой полосе и большими буквами. В духе таблоидов. «Ночь мёртвой собаки».

Но статьёй это трудно было назвать, скорее большая заметка. В заметке рассказывалось, что городская общественность возмущена дерзким ограблением центра городской культуры. Вчерашняя ночь ознаменовалась проникновением в краеведческий музей и похищением нескольких ценных экспонатов. Пресс-секретарь районного УВД сообщает, что кража, безусловно, имела заказной характер – злоумышленники знали, за чем шли. Было похищено несколько мелких экспонатов, но главной целью преступников стало недавно приобретённое музеем чучело собаки редкой породы. Отрабатывается версия, что кража связана с предпринимательской деятельностью известного городского бизнесмена Н. И. Озерова, который в ближайшее время собирается баллотироваться в депутаты областной Думы.

– И какому дураку понадобилось чучело собаки? – спросила мать.

– И не говори, – согласился я. – Только дураку может такая дрянь понадобиться. Полному идиоту.

Я представил, как счастливый Сенька под покровом ночи тащится через город, нагруженный чучелом ньюфаундленда. Обливается потом, глаза его горят, руки трясутся, в сердце предвкушение обладания. Метеоритом.

И мне стало очень, очень смешно, давно я так не смеялся.

Какое смешное время наступило, а? Да уж. А чуть раньше мне было страшно. А теперь смешно. Жалко. Жалко, что Сеньку не поймали. А может, наоборот.

– Ты чего смеешься? – спросила мать.

– Смешно.

– Болтунью будешь?

– Что-то мне не хочется… Мы же в поход идём, не хочу в путь наедаться…

Она подошла ко мне и поцеловала в лоб.

Всё будет просто. Очень просто. Скорее всего не придётся ничего придумывать, провалы – дело опасное. Каждый год кто-то туда проваливается.

Они притягивают. Тянут, как говорит моя бабушка. Хочется к ним подойти и прыгнуть вниз. Не знаю, меня, лично, не тянуло.

А многих других тянет.

Всё.

Было уже время. Одиннадцать часов. В двенадцать все желающие принять участие в экспедиции должны были подойти к краеведческому музею. Ровно в полдень.