Эдуард Веркин - Мертвец [litres]

Я их не знал, но то, что баторские, не сомневался, они в костюмах спортивных были. Они посмотрели на меня с интересом, но без удивления, баторцы вообще мало удивлялись, они как спартанцы – не удивляются и не спрашивают. Они стояли, рубали шоколадное мороженое по семь пятьдесят в стаканчиках, тоже, кстати, по два стаканчика держали, один в правой, другой в левой. И облизывали от каждого – по очереди. Старый приём, это чтобы, если ещё кто подвалит, не угощать – вряд ли кто захочет обслюнявленное мороженое. Это как в столовке, чтобы, пока ты бегаешь за компотом, не сожрали котлету, надо на неё плюнуть. Тогда точно никто не покусится. Кроме Вырвиглаза, Вырвиглаз умеет ловко срезать верхнюю, заплёванную часть котлеты. Он – настоящий баторец. По духу.

Я стоял возле ларька, хрустел, наслаждался воскресеньем. Эти две туберкулёзницы о чём-то своём трещали, сначала я не слушал, а потом, конечно, прислушался.

– Опять по доске? – спросила одна.

– Ага. Что за дураки? Этой истории про гараж и доску сто лет, а они всё равно лезут и лезут, придурки…

Баторки захихикали.

– Этот лысый, я его вчера на Дне города видела. Смешной.

– Только тогда он был волосатый. Такой волосатый, как хиппарина.

Они опять засмеялись.

– Да я тоже видела. Я тогда как раз на тумбочке стояла. А мне стоять надоело, я в нишу залезла и сплю помаленьку. Потом вижу – крадётся по коридору прямо к бабской палате. Я никого вызывать не стала, пусть, думаю, крадётся, наши выдры как проснутся, они ему сделают. А этот волосатик крадётся, крадётся. Подошёл к двери и стал в скважину смотреть, втыканись? Тупак?

– Тупак, – согласилась её подружка. – Как и все другие.

– Вот и я говорю. Он смотрел в скважину, смотрел, а потом слушать стал. Не знаю, чего он там выслушал, но вдруг как дерганётся от двери. А морда вся перекривлена, испугался, как белка. И на тую наткнулся. И прямо харей! И всю харю себе расцарапал.

Девчонки захихикали.

– На туе с Нового года игрушки битые, так он в них прямо влез! Как заорёт!

Девчонка вдруг замолчала и стала глядеть куда-то в сторону столовки. И вторая стала туда смотреть, будто видели то, что не видел я. Наверное, с минуту смотрели на это нечто, потом продолжили болтать.

– Ну да, этот дурак волосатый. Рожу расцарапал и как рванёт по коридору. И на бидоны напоролся! Звону на весь этаж, все проснулись, высовываться стали, а этот дохляк в окно высигнул…

Дальше было неинтересно. К тому же дальше я знал, что там будет. Эти чучундры стали рассказывать, как во всём баторе возник переполох, все побежали в лес охотиться на нарушителей покоя, а они вдвоём остроумно спустились в кухню и сожрали большущую варёную курицу.

Я дохрустел стаканчиком и поковылял домой. Улица Советская была пустынной, как всегда в воскресенье. Я брёл домой, пинал жестяную банку, она подпрыгивала и в конце концов улетела в кусты.

На перекрёстке с Вокзальной навстречу вышел пацан. Не помню уж, знал я его или не знал, да никакой в этом разницы не было. Пацан был такой расхлябанный, что я даже в сторону отодвинулся, чтобы он меня не зацепил.

Я оглянулся и посмотрел ему в спину. На футболке изображена какая-то полусгнившая личность с вывалившимися глазами и вывороченными зубами, мертвечина. Ну, и надпись: «Убей мертвеца».

Так вот.

Иногда всё лежит на поверхности, а человек долго, упорно отказывается понимать, что ему надо делать. Человек бывает удивительно туп. Тупаком бывает, как эти баторки сказали.

Прямой дорогой я домой решил не ходить, решил погулять. Бродил по улицам и улочкам, на стадион заглянул. К дому вышел почти в темноте, когда свет зажёгся. Я обогнул большой дом, пробрался через свой верный забор – потихоньку. Хотел сразу к себе, однако услышал. Отец и мать сидели на крыльце, разговаривали. Видимо, давно разговаривали, здорово пахло табачищем.

– Как он?

– Нормально.

– Нормально?

– Конечно, нормально, – сказала мать. – Нормально.

Снова пополз табак. Курят. Теперь вместе курят. Они меня достанут, я тоже начну курить, буду как Вырвиглаз.

Они долго курили, висела пауза, так что я решил, что они, возможно, даже и ушли, но тут отец сказал:

– Я думаю, что так нельзя. Это как-то… Нехорошо.

– А что делать?! – нервно сказала мать. – Разве был выбор?

– Не знаю…

– Это самый безболезненный способ. Да и он вроде бы ничего, спокойно воспринял. С этим парнем подружился, гуляют вместе. Даже работают вместе.

Отец промолчал.

– Тебя когда выписывают?