Нина Вяха - Завещание

– Перестань, Хелми, как будто нам и так мало его причуд, – устало сказал Эско.

Он стоял, прислонившись к стене позади дивана, на котором вплотную сидела большая часть его сестер и братьев.

– Еще не хватало, чтобы мы еще и ссорились.

Хелми вперила в брата горящий взгляд.

– Тебе легко об этом говорить. Ты сидишь здесь как победитель. Но ведь это ты все затеял.

Анни почувствовала, как между грудей у нее стекает капля пота. Она покосилась на Мякилю, тот стоял, вцепившись одной рукой в дверную ручку, словно собрался сбежать. Вот только вытрет для начала свой потный лоб.

– Пусть его. Все равно она никому не нужна, эта усадьба.

Это вставил свое слово Лаури.

– Может, и не нужна, но ты не думал, что ее можно продать? Лично я никогда не откажусь от денег. Но ведь так некрасиво в этом признаваться. Лучше сделать вид, что никому ничего не нужно.

Глаза Хелми почернели от ярости. Ее руки дрожали. Анни подумала, что ее сестра выглядит очень изможденной. И уставшей. Тату уставший, подумала она, и Хелми тоже. Неужели я не замечаю ничего, кроме себя? Когда родится ребенок, я постараюсь побольше обращать внимание на окружающих, пообещала она себе.

– Ты только подумай обо всех этих деньгах. Но ведь ты так и сделал?

И Хелми с ненавистью посмотрела на своего старшего брата. Анни не понимала, что же так разозлило ее сестру. Она никогда не походила на человека, которого слишком сильно заботят деньги. Что же изменилось?

Казалось, Эско ничуть не было стыдно. Он пожал плечами и закурил.

– А ты, мама, что ты обо всем этом скажешь?

Хелми стала первой, кто решил привлечь к разговору Сири. Сидя в кресле с высокой спинкой, мать казалась такой маленькой. Она обеспокоенно посмотрела на них и вздохнула.

– А что я могу сказать? Я всегда знала, что ваш отец был беспокойным человеком.

Анни удивилась: неужели мать не слышала всех тех хороших слов, которые написал о ней Пентти. Сама Анни едва сдерживалась, чтобы снова не заплакать. Ее отец действительно был self-made man [30]. Если бы он только родился в другое время, на другом континенте, в другом окружении.

– О покойниках плохо не говорят.

Это были первые слова, сказанные Воитто. Он стоял с прямой, как палка, спиной напротив дивана, где расположились остальные. Несмотря на то, что на нем была гражданская одежда, Анни показалось, словно брат стоит по стойке «смирно».

Хелми сердито замахала на него руками, словно собиралась взлететь.

– Да плевать сейчас на это. Я не о том говорю, мама. Я хочу, чтобы ты дала мне ответ на вопрос: почему ты передала всю свою часть наследства Эско?

Тут с дивана поднялся Вало. Все это время он сидел молча рядом с Хелми, но тут тоже решил взять слово.

– Она этого не делала, глупая твоя башка! Он купил у нее! Это даже я понял!

– Но рыночная стоимость! Ты только представь. Пусть даже мы не выручили бы слишком много, но кое-какие денежки все же огребли бы.

Ситуация зашла в тупик. Мякиля, вероятно, ожидал бурю эмоций, которая воспоследовала бы после оглашения завещания, но уж наверняка не мог себе представить, насколько утомительными могут оказаться дальнейшие препирания, и во что именно они выльются, и в какой степени. Очутиться в окружении всех этих сестер и братьев, затаивших друг на друга так много злобы – Мякиля неуютно поежился.

Казалось, все забыли, что они только что при ужасных обстоятельствах потеряли отца. Конечно, их отец был человеком, любить которого было ой как непросто, но все-таки он по-прежнему оставался их отцом. Или был им.

* * *

Больше Сири ничего не сказала. Она молча сидела в кресле, устремив взгляд на свои руки. Онни, Арто, Лахья и Тармо остались в Куйваниеми. Лахья была на работе, а Тармо присматривал за младшими братьями. Здесь были только старшие дети, и большинство из них оказались вовлечены в разгоревшуюся дискуссию, больше похожей на свару.

Сири слушала их переругивание, но голоса детей доносились до нее словно бы издалека.

Она смотрела на их лица, разочарованные и злые.

Все эти люди вокруг нее. Они были теперь совсем взрослыми. Все ее дети, что достигли совершеннолетия (и остались живы), находились сейчас здесь. Сири думала о том молодом мужчине, которым был когда-то Пентти. О его молчании, казавшемся таким значительным. Неужели все эти слова всегда жили в нем? При жизни он никогда не говорил ей ничего подобного. Неужели что-то поменялось? Что ж, возможно.

Она не думала, что он замечал. Не думала, что он смотрел на нее. Любил ее. Ей впервые стало горько, что мужчины, за которого она когда-то вышла замуж, больше нет на свете. Теперь он далеко, превратившийся в нечто совсем другое, чего нельзя полюбить.