Юрий Трещев - история одного безумия

«Ушел Бенедикт… он постиг все тайны, связи времен, богом себя возомнил… и что?.. где он?.. купается в вечности, если только она вечность, а не черная дыра, что собирает звезды на севере нашего неба…

После несчастья в театре я иногда встречаюсь с Бенедиктом в доме на Поварской улице… я хочу его обнять, потрепать псу Пифагору загривок…

Секретарь мэра всех сбил с толку, устроив убийство на сцене… заставил приемную мать мэра играть роль дочери… вижу, как сама того не подозревая, она просовывает голову в петлю, не дождавшись занавеса… и все это в декорациях кошмара, ставшего реальностью для воображения…

Сам он скрывался в ложе над сценой…

Он тот же самый, и другой… лицо скучающее, застылое… не лицо, а маска…

Так и есть… он не может узнать себя, ощущает беспокойство…

Все перепуталось…

Он был и автором, и зрителем, и главным действующим лицом этого безумия, правда, замаскированного под очевидность…

Уже он путается в кулисах… он не понимает, как очутился на сцене, теряется в домыслах, гадает, кто его завлек, заставил надеть петлю…

Он застыл в неподвижности, в позе полной трагизма… и уже танцует в петле над оркестровой ямой вместе с женой и дочерью…

«Но это не моя дочь… или моя?..»

Воздух подергивается зыбью…

Зыбь усиливается…

Уже все танцует, раскачивается…

Открывается бездна, темная, мутная и тем более опасная…

Что скрывает муть?..

Все исчезает в мути… скрытые чувства, тайны его души…

Он осознает произошедшие с ним метаморфозы…

Время замедлилось… мгновения превращались в часы, месяцы, годы…»

«А дом на Поварской улице изменился, к нему пристроили крылья флигелей…

Я иду по коридору, заглядываю в комнату портного…

Сквозняки роются в бумагах на столе, в его книгах, разложенных на полках до потолка…

Рукой их не достать, нужна табуретка…

Помню, однажды я свалился с табуретки и приобрел рога на лбу… с рогами я больше похож на себя…

В комнату полковника я не решился войти…

Полковник застрелился… все еще чувствуется запах пороха… и дым висит вокруг лампы…

Полковник расстрелял портрет жены, потом пустил пулю в себя…

Жена полковника, Юлия, предала его…

Предательства полковник не выносил…

Убить жену он не смог, боль в сердце остановила…

Юлия променяла героя войны на гробовщика…

Умом женщин не понять…

Помедлив, я приоткрыл дверь в свою комнату… здесь в этой жуткой тишине когда-то витал мой дух…

И все еще витает…

Однако, кто-то здесь все изменил…

В комнате было светло, благостно и благодатно, а стало темно, уныло… кругом занавески, даже на зеркале…

Лишь стеклянные сосульки люстры над головой остались прежними… и вид из окна…

Кровать узкая, наверное, какой-нибудь старик поселился…

Закрыв глаза, я увидел жильца… ужасное видение…

Над кроватью висел портрет мальчика в панаме, которому год или два, а может и все три…

Неужели это я?.. вряд ли…

Кажется, кто-то постучался в дверь… и все еще стучится…

Наверное, сквозняк… нет, не сквозняк… мальчик в панаме… роется в бумагах на столе, что-то ищет… в тумане его разум…

Мальчику уже 7 лет… он сидит в инвалидное кресло тети на резиновых шинах… сочиняет… прибавляет слово к слову… играет словами… вводит себя в обман…

Послышался шелест…

Сквозняк листает сухие листья на террасе, словно страницы книги…

Осень… она как жизнь Юлии, жены полковника… красива и коротка…

После смерти полковника портной женился на его жене, Юлии, сестре Жанны… она умерла от родов… с тех пор портного грызла тоска… и грызет…

Чтобы не сойти с ума, портной увлекся философией, и, кажется, нашел успокоение…

Я тоже искал успокоения, допытывался на этот счет у портного, хотел что-нибудь узнать о загробной жизни тети…

Хотел бы я знать, почему философия не разлучила полковника с отчаянием?..

Женщины не помогали ему жить…

Полковник впал в исступление, стал самоубийцей…

«Любовь — ты смерть…» — это эпитафия портного на смерть полковника…

Бог хотел весь мир обнять, и вот оно возмездие…

И я был ранен любовью…

Меня бог спас от самоубийства…

Портной сказал, что я заблудился на пути к высокому, вечному…

Примадонна являлась и мне почти каждую ночь, и не одна, с приемными детьми…

Опять я заснул… проклятая сонливость…

Помню, проснулся я в страхе за семью…

Еще не потеряв, я уже плакал о потере, жалел детей…