Юрий Трещев - история одного безумия

Я любил примадонну… все ее друзья были неприятны мне и подозрительны…

Что им нужно?.. чего они хотят от нее?..

Было бы смешно, если бы я показал им свою ревность, дал волю раздражению, стал мстить…

Примадонна была уверена, что это я поджег театр, который секретарь мэра отнял у нее из ревности…

Я все это устроил в воображении чужими руками…

В воображении я был умен и осторожен…

Я был участником всех этих событий, жил в замке… секретарь мэра нанял меня писать мемуары примадонны…

У меня было немного вкуса, чувство изящного и некоторая доля философских размышлений…

Одно время Бенедикт подозревал, что мемуары нужны были не примадонне, а секретарю мэра… он вызывал у Бенедикта сожаление и отвращение…

Меня секретарь мэра находил забавным, что вполне понятно…

Я чувствовал себя его шпионом…

Современная испорченность нравов и понятий имела влияние и на меня…

Иногда я был галантным, но иногда и дерзким, правда, в меру… как бы вдруг я начинал заикаться, терял дар речи и скрывался в толпе несчетных гостей примадонны…

У меня были тонкие черты лица, вьющиеся рыжие волосы… но я еще не знал, чего я хочу… я ждал, когда во мне проснется гений…

Я пользовался доверием примадонны и свободой… она испытывала ко мне слабость из-за тети…

Примадонна стала моей музой, Бенедикт был моим гением, потом он возомнил себя богом…

Я наделял Бенедикта всеми качествами бога, что делало его опасным в глазах власти…

Ему недоставало только умения обуздывать свои страсти и страхи…

Власти следили за Бенедиктом… следили они и за мной… и за примадонной…

Между секретарем мэра и примадонной шла война…

Примадонна была крайне изнурена тягостями этой войны и болезнями…

После нескольких стычек примадонна была вынуждена вступить с секретарем мэра в переговоры…

Переговоры велись без свидетелей на водах…

Молва уверяла, что секретарь мэра пытался объясниться в любви, забыв всякое приличие и достоинство… и получил пощечину…

Примадонна уехала с вод в крайнем раздражении…

Правда, в газетах писали, что пощечина была дана раньше и по другому поводу…

Тему закрыли… может быть, секретарь мэра опасался обнаружить нежные чувства к примадонне, которые он желал бы скрыть от матери мэра и ее шпионов…

Я думаю, что мать мэра догадывалась о любовной связи приемного сына с примадонной…

Узнала она и о происшествии на водах, разумеется, в преувеличенном виде…

Шпионы уверяли, будто бы секретарь мэра замышлял заговор против власти…

Действовала он нагло, даже без плана, без предосторожностей, что, впрочем, было похоже на него…

Бенедикт попытался помочь примадонне, но неудачно…

Помню, лицо его после посещения секретаря мэра выражало стыд и смущение…

Я тоже пытался помочь примадонне, но не смог найти свою роль и только запутал все дело…

Пощечина секретарю мэра стала источником всяких слухов, которые имели последствия, и довольно печальные…

Прячась за спину мэра, секретарь лишил Бенедикта свободы, а примадонну театра…

Потом случился пожар… театр сгорел… говорили о поджоге, правда, шепотом, с трепетом ужаса и ожиданием чего-то еще более ужасного…

Той же ночью, когда случился пожар, исчез секретарь мэра…

Одни говорили, что он бежал… другие были уверены, что он утоп в пруду, ставшем болотом, бесы обмыли его, а лягушки отпели…

Как оказалось, секретарь мэра был отцом не только примадонны, но и мэра…

Так же выяснилось, что в детстве примадонна выглядела ужасно…

Я описал все это в плаче… я был человеком восторженным, говорил языком трагедий, в которых слова и образы опережали друг друга…

Говорят, мать мэра поставила секретарю мэра поминальный камень у пруда…

Я был там… слушал лягушек… пели они с восторгом…

Мне кажется, я говорил с ними… и пел… не помню…

Очнулся я в толпе беженцев от войны… они слушали меня, и когда я умолк, стали просить меня, чтобы я продолжил историю Бенедикта… и я продолжил ее…

Я выражал свои мысли и ощущения и не заикался… я излечился от заикания?.. вряд ли…

Все эти события я описал изысканным, риторическим языком, каким говорила тетя, предсказывая какое-либо бедствие городу или мне…

Я выбирал и взвешивал слова… их никто не слышал, кроме бумаги…

Исчезновение секретаря мэра я воспринял как очередную его интригу, в которую вмешались обстоятельства…

Оскорбленные женщины мстительны…