Раду Чобану - Сумерки

— Так. А сколько там комнат?

— Всего четыре.

— Ничего, сойдет. А дорого?

— Где ты видел, чтобы у еврея было что-нибудь дешево?

— Не видел. А как насчет других условий?

— Все, как сказано.

— Хорошо, согласен.

Он поднялся и подал Моисе руку.

— Как только уладишь, дай мне знать. И, пожалуйста, не тяни. Поторопись.

— А что я с этого буду иметь?

Ливиу приостановился в дверях и улыбнулся. Он все время ждал этого вопроса, а Моисе хитрил и медлил.

— Как всегда — дружбу. Хотя ты и бедный еврей, но денег от меня не дождешься.

— О-ля-ля! Тебе повезло, Ливиу, что я тебя люблю. Ладно, отказываюсь от денег, дружба тоже неплохое приобретение.

От Шлезингера Ливиу направился в кафе «Бульвар» выпить чашечку кофе и, как водится, встретил здесь приятелей. От них он узнал подробности готовящейся акции против евреев и некоторых других групп населения. Эта расплывчатая формулировка вызвала у него беспокойство.

— Что значит «другие группы»? — спросил Ливиу.

За соседним столиком попивал коктейль полицейский комиссар Пырыяну. Прервав на миг свое самозабвенное занятие, он соизволил обронить одно-единственное слово, призванное внести ясность в разговор.

— Франкмасоны.

Слово не только не внесло ясности, но навело еще пущий туман.

— А как узнать — кто масон, а кто — нет? — спросил Ливиу.

Пырыяну снисходительно улыбнулся, оглядел присутствующих, как бы призывая их в свидетели того, с какими наивными людьми ему приходится иметь дело.

— Узнать нетрудно. И так уже все известно.

— Так кто же масон. Назови хоть одного…

— Например, Дука [16] Дука Йон (1879—1933) — премьер-министр Румынии, проводивший либеральную политику, убит фашистами. был масоном…

— Ах, Дука! И как вы это вычислили? Может, и я масон?..

Все слушали разинув рот: когда Ливиу затевает разговор, никогда не угадать, куда он повернется. Пырыяну рассмеялся.

— Вероятно, и ты тоже. Поосторожней со своими жидовскими дружками. Недолго и на неприятность нарваться…

— Ясно. Это ты, как представитель, или по-дружески?..

— Хе-хе-хе… Ах, Ливиу! Прощупываешь почву? Хочешь знать, откуда ветер дует? Так слушай, приятель, мое дело десятое…

— Ах, вот как?..

— Да, так. Я офицер, с меня спрос такой: не думать, а выполнять приказ.

Ливиу был все время серьезен, тут он впервые улыбнулся.

— Хорошо ты устроился, Пырыяну. Но любопытно узнать, мозги ты оставляешь дома, в коробочке, когда идешь выполнять приказ?

Грянул общий смех. Комиссар смеялся вместе со всеми.

На улице Ливиу купил пирожки с мясом и брынзой и букетик подснежников у цыганки. Тащиться со всем этим по проспекту не хотелось, — он взял такси.

Дома он пообедал, почитал про Шерлока Холмса и, собравшись с духом, решился пойти поговорить с отцом. Как ни забавно, он волновался, как школьник, вернувшийся поздно домой; он зашел в ванную, причесался, надел свежую сорочку, галстук.

Отец ждал его в кабинете, сидя за громадным письменным столом из мореного дуба. Ливиу сел напротив в кресло. Север был важен и печален.

— Я слушаю, отец.

— Дорогой Ливиу, мне очень прискорбно видеть, как вы относитесь к нам.

— Дорогой отец, я думаю, мы значительно упростим себе задачу, если исключим из списка тебя и меня. Мама во многом виновата сама.

— Не говори так о матери.

— Я думаю, мы хотим во всем разобраться. Я вовсе не оправдываю Марилену, но ее можно понять. Она молода, ей хочется быть у себя хозяйкой и жить свободно. Ей претят опека и надзор. Вот в чем дело.

Он волновался и хотел закурить.

— Нет, нет, ты же знаешь, я не переношу табачной вони.

— Извини.

— Какой хозяйкой! Вы и дома-то не бываете, шляетесь по ресторанам до поздней ночи. А ребенок брошен на руки чужой женщине.

— Не об этом речь, отец. Мы не маленькие и живем так, как считаем нужным. Мы же не указываем, кому как жить… Боюсь, нам не договориться… — он остановился, перевел дыхание и произнес: — Мы решили жить самостоятельно. Я уже подыскал квартиру.

Печальные глаза Севера погрустнели еще больше, он весь сразу как-то сник, сгорбился. Уперся лбом в ладонь, запустив длинные пальцы в седые волнистые волосы.

— И где же? — спросил он немного погодя спокойным ровным голосом, и Ливиу понял, что старик смирился.

— У Гринфельда.

— Променяли родной дом на жидовский?

— При чем тут национальность?

Север не ответил.

— Для мамы это будет удар.

На этот раз промолчал Ливиу.

Север медленно поднялся, отпер шкафчик и достал оттуда толстую конторскую книгу в твердом переплете.