Вальдемар Лысяк - MW-02-03

После того, как девушка сбежала, он ждал еще два года. Этот день буквально купался в несусветной жаре, на небе не было ни облачка, ни малейшего дуновения ветерка. В самый полдень возле таблички остано­вился додж, из которого вышел седоватый мужчина в элегантном светлом костюме. Он потянулся, разминая плечи и ноги, и крикнул парню по-гречески:

- Холодная?

- Холодная, господин, - отвечал парень.

- Отлично, иду!

Он вскарабкался по тропе и с удовольствием поглядел на кожаную баклагу.

- Я уж было подумал, что ты держишь ее в алюминиевом бидоне, это теперь модно, но вода, соприка­саясь с металлом, теряет вкус. Дай попробовать.

Парень налил. Мужчина поднес кружку ко рту и выпил воду несколькими глотками. Потом он вздох­нул всей грудью и улыбнулся.

- Чудная вода, сынок, одна ее капля стоит больше, чем ящик кока-колы. Недостаточно родиться здесь, чтобы знать об этом, надо еще поездить по свету и помечтать о ней. А я даже тосковал, понимаешь?

- Да, господин.

- Да что ты понимаешь! Небось, носа из гор не высунул, правда?

- Правда, господин.

- И не жалей. Нигде на земном шаре нет такой красоты, как здесь. Я тосковал по этим горам, по ветру и по этой вот воде, потому-то и возвращаюсь, чтобы вновь коснуться этих чудес. И я счастлив. Времени у меня немного, через неделю снова уезжаю: дела. Но когда-нибудь вернусь насовсем и уже никогда отсюда не дви­нусь. Тут я родился, и здесь же хочу умереть.

- Здесь ты и умрешь, господин.

- Ты так считаешь, сынок? Спасибо. Надеюсь, что так оно и будет. Я бы очень, очень хотел заснуть в последний раз, глядя на вершины этих деревьев, вот только боюсь, потому что знаю - не все в жизни исполня­ется, не все дает Господь, чего просишь.

- Не у Бога надо просить, ибо он глядит только на великие дела, господин.

- А у кого же?

- У святых, господин.

- У святых, говоришь... Ха-ха-ха!!! А ты сам, кому из святых возносишь молитвы, малыш?

- Святому Христофору, господин.

- Ну, и выпросил ты что-нибудь у него?... Когда исполнилось твое желание?

- Сегодня, господин.

- Сегодня?... А, ну да, ты мечтаешь о проезжающих, которые напились бы у тебя воды, значит, ты меч­тал и обо мне...

- Да, господин, о тебе.

- ...и твое желание исполнилось, когда я остановил машину. И правда, ты счастливчик, твои желания многократно исполняются, люди останавливаются здесь и платят тебе. Я тоже заплачу, хорошо заплачу, ибо вода эта - чистое золото.

- Да, господин, заплатишь.

Мужчина встал.

- Прежде, чем я заплачу, дай-ка мне еще напиться. Мне кажется, что эту воду я мог бы пить беско­нечно. Сынок, это не вода, а божественный нектар. В нем есть нечто, нечто такое...

- В нем сила, господин.

Парень во второй раз наполнил кружку и подал мужчине. Тот поднес к краю кружки нос и втянул воз­дух, как вдыхают запах хорошего вина перед тем, как выпить тост, повернулся к солнцу, закрыл глаза и, отки­нув голову, пил спокойно, с благоговением, и на лице у него появилось выражение блаженства, смягчившее суровость черт. Тогда парень протянул руку в щель меж двумя камнями, вынул остроконечную палку и вонзил ее в грудь пьющему воду мужчине. Какое-то мгновение тот шатался на краю, размахивая руками будто подби­тая птица, затем с криком свалился вниз, и вопль его породил эхо в горах.

Парень спустился по тропе к дороге и вылил содержимое баклаги на лицо лежащего. Мужчина очнулся и попытался шевельнуться, но боль пригвоздила его к земле. Так он и лежал, не двигаясь, только стонал и хва­тал воздух широко открытым ртом. По щекам текли слезы.

- За что? - прошептал он. - За чтоооо?!

- За то, что вы убили моего отца... Мой отец умирал три дня. Три дня и три ночи. Мать плакала три дня и три ночи, приказывая мне глядеть на него и помнить. Когда он умер, она умерла тоже. И вот тогда я начал ожидать вас, ибо знал, что вы возвратитесь в свою деревню. И вы вернулись.

- Да, упаси Господи, парень, ты спутал меня с кем-то другим, я не знал твоего отца, я...

- Знали. Вы убили его так, как убивают крысу, только он сдох не сразу. Отец лежал на кровати и глядел мне в лицо, но даже и тогда, когда уже не мог говорить, просил меня взглядом своего глаза. У него был только один глаз, господин.

В глазах мужчины замерцала память, и этот человек вступил на лестницу, спускавшуюся в склеп дру­гого страха, еще большего, чем тот, что задал ему боль. Он поглядел вдоль дороги, но та была пустынна, издали не приходило ни малейшего шума, только где-то рядом раздавалось птичье пение.

- О, Иисусе!... Помню... Парень, тогда шла война, твой отец предал, а я получил приказ, я выполнял приговор организации; я был всего лишь орудием, пойми; я не отвечаю за смерть твоего отца, он был предате­лем, пойми, предателем! Из-за него гибли невинные люди!