Перечитать письмо.
Долгое время спустя зазвонил телефон.
— Алло, Анри? Говорит Катрин.
— Да?
— Скоро полдень. Мне казалось, что вы собирались зайти.
— Она меня ждет?
— А вас это удивляет?
— Сейчас приеду.
Внизу на кухне — ни души. На крыльце Роза готовила корм поросенку — пахло отрубями, черствым хлебом и прелыми кочерыжками.
— Я ухожу, Роза. Вернусь к завтраку.
— На стол будет подано в половине второго, и изволь не опаздывать, потому как у нас будет гость.
— Гость?
— Да, сын кюре.
— Теодор?
Она помешивала в котле большой деревянной ложкой.
— Да, потому как у этого мальчика храброе сердце. Когда он утром спустился вниз, в кухне сидел кюре из коллежа и разыгрывал из себя этакого святого.
— Ведрин? Ну и что же произошло?
— Ужас! Он ему такого наговорил, что тот стал красным как свекла! И что он эксплуатирует его целых пять лет! И что прав был его дядюшка, когда предупреждал, чтоб он не доверял ему! И что не даст он себя провести, потому как знает, что господь защищает слабых! И пошел, и пошел! Так что под конец мой старик встал, пожал ему руку и сказал, что давно хотел выложить все это кюре, только вот во французском не больно силен.
До самой площади Анри смеялся до слез, вспоминая этот разговор. Катрин, открывшая ему дверь, спросила, что с ним, и тоже посмеялась, но лишь из вежливости.
— Все-таки не заводите его слишком далеко.
— Кого?
— Теодора. Он человек наивный и слабый. Жан очень боялся, что с ним будет, если он разочаруется в жизни.
— Знаю, но ведь я не нанимался оберегать Теодора.
— Каин точно так же говорил про Авеля.
— Успокойтесь, я не собираюсь убивать Теодора ни физически, ни морально. Но если, глядя на происходящее, он утратит веру, то, конечно, я не стану этому мешать.
— Это не очень честно.
— А вы считаете более честным лишить человека плодов его бунта? Кому нужен такой бог, если его нельзя даже отрицать! Где Мадлен?
— Наверху… Только что звонил Хосе и просил вас позвонить ему.
— Хорошо, сейчас позвоню. Телефон по-прежнему под лестницей?
Ему ответил голос Фоссада.
— Это вы, Фоссад? У коммунистов? Что вы делаете в этом месте всеобщей погибели?.. Да, конечно, положение серьезное, но не настолько, чтобы всех святых отправить в ад… Бесспорно, все мы находимся под угрозой.
Он чувствовал, как дрожит от страха толстяк, и дрожь эта словно передавалась телефонным проводам, заставляя их вибрировать.
— Вы хотите, чтобы я выступил на митинге? Почему именно я?.. Из-за письма? Послушайте, но это же мистификация!.. Согласен, это поможет придать делу нужное направление… Но почему бы вам самому не выступить?
Он представил себе, как испугался Фоссад на другом конце провода. А в самом деле, почему бы ему не выступить? «Придать делу нужное направление» означало в представлении Фоссада привлечь внимание общественности к проблеме светского обучения, иными словами, к тому, что для него наиболее выгодно, учитывая предстоящие выборы. Это его кухня — пусть сам и стряпает. Но для того, чтобы чего-то добиться, надо высунуть хотя бы кончик носа, подвергнуть себя риску. А такой прыти от Фоссада ждать по приходится. Не то что бомбы, при одной мысли, что надо публично выступить против Бриу, он, наверно, уже обливается потом. И все же он уцепился за эту возможность, точно огромный плотоядный моллюск.
— Алло, Анри?
Это был голос Хосе, звучавший решительно и как-то по-новому властно.
— Ты должен взять слово. Письмо, которое ты получил, обязывает тебя это сделать.
— Во-первых, я не имею ни малейшего желания выступать на митинге, где будет председательствовать Бриу.
— Бриу не будет председательствовать на митинге. Об этом уже и речи нет. За письмом к тебе стоит его клика. И ты должен сорвать с нее маску.
— Ты уверен, что это он? По-моему, все же это мистификация.
— Не в том суть. Хочешь не хочешь, но ты втянут в эту заваруху.
Увы! Хосе, к сожалению, был прав. Их было четверо, готовых вступить в борьбу… их стало трое…
— Хорошо, согласен. Но три слова, не больше, ладно?
— Я на тебя рассчитываю. Ты будешь говорить между Тастэ и мной. Сделай упор на повышение культурного уровня народа…
— Ладно, ладно… Разглагольствовать — моя специальность. Тут можешь не волноваться.
Он повесил трубку. Катрин смотрела на него.
— Вы собираетесь выступать на митинге?
— Поживем — увидим. Когда наш друг Хосе берется за дело всерьез, его не интересует реакция партнеров.
Читать дальше