Робер Букар - Сети шпионажа - Сборник

До мировой войны [2] Имеется в виду первая мировая война. — Сост. город Вильгельмсгафен был обязан своим существованием исключительно расположенной около него военной гавани. Сам по себе он был очень непривлекательным городишком, в особенности тоскливым во время проливных дождей, чрезвычайно нередких в этой скучной стороне. Трудно представить себе кого-нибудь, кто по доброй воле и без особой необходимости решился бы поселиться в этом унылом городишке. Особенно унылое впечатление производил он ночью в проливной дождь, когда на тускло освещенных улицах мелькала лишь одинокая фигура какого-нибудь матроса, бредущего из кабачка.

Но вряд ли именно об окружающем унынии размышлял человек, стоявший в ту туманную и дождливую ночь 1910 года, на краю городка, перед забором сада, за которым, среди деревьев и кустов, виднелся небольшой дом. Вокруг этой одиноко стоявшей дачки расстилались поля и сады. Ближайшая и несколько большая дача, приблизительно в двухстах метрах от маленького дома, тоже пряталась в густых зарослях запущенного сада.

Человек, стоявший перед забором уже в течение нескольких недель, замечал, что в этой дачке, несмотря на ее скромные размеры, должно было жить немало людей. В ней по временам исчезали мужчины и женщины, все прекрасно одетые и, как за метил этот ночной наблюдатель, с дорогими кольцами на пальцах, словом, люди, принадлежавшие, несомненно, к обеспеченным слоям общества.

В эту ненастную ночь в саду, разумеется, никого не было. По предыдущим своим наблюдениям человек знал, что в настоящую минуту на даче жило трое мужчин и одна дама. Знал от также, что они теперь находятся вне дома, так как незадолго перед тем он заметил их в дождевых пальто выходящими из садовой калитки.

Стараясь держаться подальше от тускло светившего вдали сквозь сетку дождя фонаря, человек подкрался к этой калитке. Ножницами, употребляемыми для разрезания колючей проволоки, человек быстро проложил себе путь через проволочный забор и перелез в сад. Осторожно ступая по мокрой траве газона, человек проскользнул к дому, с крыши которого лились целые потоки воды. Ставни его были наглухо закрыты. Нигде не пробивалось ни малейшего луча света.

Обойдя дом, таинственный посетитель заметил, что единственное окно дома, почти под крышей, было открыто настежь. Рядом со стеной дома, сравнительно высоко от этого окна, была крыша какого-то сарая.

Человек подошел к нему. Подтянув потуже ремень своего дождевика и став на бочку с водой у стены сарая, он, ухватившись за балку, в несколько приемов очутился на крыше. Отсюда недалеко было уже и до раскрытого окна. Пошарив рукой по стене дома, человек нащупал какой-то выступ, добрался до карниза и через открытое окно влез в комнату.

Под ногами он почувствовал что-то мягкое, очевидно ковер. В непроницаемой тьме он ничего не мог разглядеть и поэтому вытащил из кармана электрический фонарь, но только включил его и луч яркого света упал на противоположную окну белую дверь комнаты, как получил мощный удар по голове. Потеряв сознание, он как подкошенный свалился на месте.

Кругом все было тихо. Молчал дом, безмолвствовал мрачный сад. Только в дальнем конце улицы слышались ровные шаги: то с высоко поднятым воротником, в шлеме, с которого струйками сбегала дождевая вода, глубоко засунув руки в карманы, шагал полицейский.

Когда взобравшийся в окно неизвестный пришел наконец в себя, он увидел, что лежит на полу комнаты. Перед ним в кресле сидела высокая дебелая женщина, курившая папиросу. По-видимому, он влез в ее спальню.

Когда он захотел пошевелиться, то с ужасом убедился, что во время его обморочного состояния ему связали руки и ноги. Со страхом поглядел он на сидевшую женщину и еще более остолбенел, увидя в ее руках вырезанный из бокового кармана его бумажник, содержимое которого женщина внимательно рассматривала.

— Фотография ваша, Глаус, очень похожа. Я нашла ее в вашем бумажнике, — сказала она. — Но полицейский мундир к вам идет куда больше, чем этот поношенный дождевик. Вам еще многому нужно поучиться, Глаус. Я несколько дней уже замечала, как вы шныряли около этого дома, видела вас, как вы и по саду крались. Я стояла у самого окна, когда вы взбирались по стене, я же угостила вас по голове, когда вы впрыгнули в комнату. Я нисколько не постеснялась бы угостить вас таким же ударом и выбросить вас в окно, чтобы вы переломали себе шею и ноги. И я это так и сделаю, если вы не скажете мне, кто вас сюда послал. Из ваших документов я вижу, что вы старший полицейский вильгельмсгафенской полиции, Глаус, но чтобы у местных полицейских было в обычае залезать в чужие квартиры, да еще по ночам, — никогда не слыхивала… Значит, вас кто-нибудь послал. Что же вам было тут угодно?