Елена Посвятовская - Жила Лиса в избушке

Егор помнил, что еще совсем недавно он радовался вечеру пятницы, горячему супу, барам и шашлыкам, с пацанами собирались постоянно, девушки были, а теперь...

Вчера взял ее книгу посмотреть, про что хоть там. Она застукала его с этим Гарсиа Маркесом, расхохоталась: “Ты читать, что ли, умеешь?”

Зло думал, что не гонит его лишь из-за тачки. Он перебрал ее до винтика, покрасил, заменил все, что мог, фарш, все дела. Из старой японки такую тачилу... Делал все долго, тщательно; отдавал ей неохотно. Она прыгала как ребенок, по городу рассекала. Потом он снова придумывал, что бы еще подшаманить. Тянул, одним словом.

Он вспомнил про сырники уже у подъезда. Не стал подниматься, чтобы все обдумать; разгоряченный, кружил вокруг дома с банкой пива в руках. Новый год через полтора месяца, это же так просто: купит елку самую-самую; сырники — неужели не сделать? — с мамой потренируется; черничное варенье вообще не проблема, достанет из-под земли. Ну, с медвежатами пока не получится, улыбался в туманный вечер, но через год-другой, год-другой, бормотал в облепиховом свете фонарей.

Пивные банки он не выбрасывал, хранил в них потом гайки, болты в мастерской, но сейчас установил пустую банку на асфальте. Прыгнул сверху со всей дури, смял ее с грохотом — отлично он все придумал.

В холодильнике мышь повесилась: скучный рядок кетчупов и полпачки маргарина. Егор хлопнул дверцей. На трех конфорках таз с кипящим синим хламьем, опять что-то красит — поели.

— Настя, опять дома жрать нечего. Ты чё, никогда готовить не будешь?

Настя в наушниках крутанулась к нему в кресле. Улыбаясь, показывала на свои черные пухлые уши — ничего не слышу мол. Егор подлетел к ней, схватил за оголовник и содрал его в два счета. Наконец-то она разозлилась:

— Козел, мне же больно!

Он спустился в магазин за курицей и водкой. Бутылку пока спрятал: Настя не врала, что водку на дух не переносит, — мать у нее была горькой забулдыжкой и гулёной. Решил выпить в ванной — не застукает, все равно спать порознь, уже ясно.

На кухне придвинул табурет к микроволновке, чтобы следить, как крутится курица в светящемся окошке. Замирал, как будто там фильм показывали.

— Тебе надо стиральную машинку. Автомат, — мимо прошла. — Там тоже крутится. Доооолго, разноцветно.

Вот теперь можно: стукнул бутылкой об стол, налил себе спокойненько, получи, фашист, гранату.

Настя расположилась напротив с очищенной луковицей в руках. Принялась есть, медленно откусывая от матово-белой головки. Смотрела ему прямо в глаза — пятна по лицу. Два раза передернуло ее от едкой заразы, но улыбалась, в конце только слезы пролились. Егор захмелел, нахохлился. Наливая, смотрел с вызовом, но понимал, конечно же, что это его слезы текут по ее лицу.

Зачем тебе столько силы? Ты же женщина, зачем? Пеки пироги с черемухой, жди меня у окна. Хочешь детей в желтых пижамках? Зачем у тебя нет сердца?

Елка была на голову выше Егора. Хорошо хоть Серый обмотал ее каким-то тряпьем и веревками сверху. И все равно непонятно — куда до утра эту махину?

До Нового года Егор не дотянул. Неделю назад в разгар ссоры замер на самом краешке обрыва, уже летели вниз камни, чудом увернулся от “уходи”. Времени больше нет, так он решил — его могла спасти только мечта, ее мечта. Еще и лучше, что не в сам праздник, уговаривал он себя: вообще неожиданно — елка посреди обычной жизни, сырники, она обалдеет.

Ему казалось, что он все предусмотрел. Радовался, что завтра суббота и Насте не надо на работу в свой бизнес-центр, который она так ненавидела: с филфаком на ресепшен, в пыли, улыбаться у входа. Черничное варенье нашлось дома.

— Этого года уже, — горделиво приговаривала бабушка, обтирая банку фартуком.

Вчера остался у родителей, чтобы потренироваться с сырниками под чутким маминым приглядом. Вроде получилось, она хвалила: “Ум отъешь”. Решил еще купить пирожные “Картошка” в кондитерской на правом берегу: мало ли, сырники развалятся. Он все распланировал. Елочные игрушки, гирлянду, свечи, ванильный сахар, шампанское, даже скатерть бумажную купил. Сунулся по Настиным шкафам — ничего не нашел на стол, пришлось покупать. Сейчас, примчавшись до ее прихода, спрятал всё на лоджии в шкафу со всяким хламом. А тут Серый с елкой, как и договаривались.

— В темноте пришлось рубить, чтоб без вопросов. А как понять, хорошая, нет, в темноте-то? Но ведь хорошая, да? — поглаживал он веревки. — Пушистая, зараза! Повезло еще, что снега нет, так бы увяз.