Катя Миллэй - Море спокойствия

В конце концов, мое тело излечилось. Мое психическое здоровье тоже начало восстанавливаться. Вот только не совсем в том порядке. По мере того как тело заживало, в сознании образовывались трещины и разломы, и никаких проводов и шурупов не хватит, чтобы их скрепить.

Поэтому в пятнадцать-шестнадцать лет я занималась всем тем, чем мои сверстники обычно не занимаются. В этом возрасте многие из них задаются вопросом, кто они, я же пыталась понять, зачем живу. Мне больше не было места в этом мире. Не то чтобы я хотела умереть, просто не чувствовала, что должна жить. Особенно тяжело, когда все вокруг считают, будто ты должна быть благодарна уже за то, что жива.

Вот так у меня появилась куча времени, чтобы размышлять, злиться и жалеть себя. Постоянно задавать один и тот же вопрос: «Почему это случилось со мной?» Почему? У меня уже черный пояс по жалости к себе. Я стала настоящим специалистом в этой области. И до сих пор им являюсь. Такие способности не забываются. Не стоит и говорить, что все эти размышления и вопросы не особо мне помогли. Поэтому я стала направлять свои силы на злость. Прекратила быть вежливой, заботиться о чувствах других, говорить то, чего от меня ждут, исцеляться так, как это должно быть, дабы все поверили, что со мной все в порядке, и продолжили жить своей жизнью. Моим родителям особенно было необходимо знать, что у меня все нормально, так что я долгое время пыталась их в этом убедить. А заодно и себя, хотя с этим уже было сложнее: я-то знала правду. У меня далеко не все нормально. Я вдруг поняла, что мне в любом случае будет погано. Возможно, даже погано всю оставшуюся жизнь – жизнь, которой у меня быть не должно. Жизнь, которой следовало меня отпустить. И я стала злиться. С каждым разом все сильнее и сильнее. Но злиться можно лишь до тех пор, пока не научишься ненавидеть. Я перестала себя жалеть и начала ненавидеть. Нытье – жалкое занятие, зато ненависть помогает двигаться вперед. Ненависть укрепила мое тело и оформила мою решимость. Я была полна решимости отомстить. Ненависть оказалась для меня чертовски полезной.

Вместе с тем я поняла: как бы ненависть ни была хороша в некоторых случаях, все-таки она не позволит тебе завести много друзей. С этими мыслями я отворачиваюсь от Сары и девчонки, которую мне представили как Пайпер. Пайпер [3] Пайпер ( англ .) – дудочник, волынщик, свирельщик. . Мысленно кручу ее имя в своей голове. Бестолковое, бессмысленное имя (если только под ним не подразумевается дудочница; от этой мысли мне становится смешно: ведь это – дудочница!) – как раз для такой, как она. Направляясь в столовую, я ничуть не удивляюсь, почему у меня нет друзей.

Несмотря на присутствие Сары и Пайпер за столом, в остальном ужин снова проходит хорошо. Мы – ладно, они – говорим о поступлении в колледжи, сооружении платформы для школьного парада, театральных прослушиваниях и серьезных изменениях в налоговом законодательстве. Последнюю тему поднимает мистер Лейтон, он – дипломированный бухгалтер. В этом месте я перестаю прислушиваться к беседе, поскольку мало что смыслю в хитросплетениях налогового законодательства. И тут речь заходит об ораторском искусстве.

– Через три недели, в субботу, у нас состоятся дебаты, – сообщает родителям Дрю.

– И что вы будете обсуждать? – интересуется его отец, наливая себе еще вина. Миссис Лейтон смотрит на его бокал так, будто сейчас вырвет его из руки мужа. Но ей вряд ли можно пить: вино негативно влияет на беременность. Впрочем, я не стану ее винить. Мне и самой хочется вырвать у него бокал.

– Пока точно не знаю. Что-то насчет важности экономии использования тканей. – Дрю, пока пудрит им мозги, смотрит в мою сторону, а именно на мою одежду – точнее, ее отсутствие. – Мистер Трент попросил Настю помогать мне с проведением исследования, так что я решил выбрать тему, которая ей особенно близка.

В этот миг Сара чуть ли не давится едой. Мистер Лейтон продолжает крутить бокал вина в руке, словно всерьез поверил словам Дрю и теперь обдумывает подходящие аргументы на озвученную тему. Пайпер вообще, похоже, не поняла шутки. Краем глаза я замечаю, как у Джоша дергается уголок губ – единственный признак того, что он сидит с нами за одним столом и прислушивается к разговору. Я все еще наблюдаю за тем, как он изо всех сил пытается сохранять спокойствие и невозмутимость, когда слышу отчетливый стук под столом: миссис Лейтон пинает ногу Дрю.

Джош