— Так... Дальше.
Горилкин открыл рот, но не смог говорить, его душил комок слёз. Вместо него заговорил щёголь:
— Она замертво упала, и оператор тоже, — он был за ней, снимал, и его тем же патроном, наповал. — Щёголь привстал, знаком показал операторам с канала, чтобы обе камеры держали его. — Я был тут, за стеклом, в аппаратной, там даже это стекло треснуло от рикошета, видите. — Щёголь показал на стекло, камеры взяли его жест. — Потом я тут же выбежал, кинулся сперва к Стасе, потому что она женщина, я думал, что, может, ей ещё можно помочь, я перенёс её на диван, общупал... нащупал пульс, но его не было...
— А где был Горилкин?
— Он стоял тут, с ружьём, с бешеными глазами, как хищник, я ещё подумал, что он спокойно может в меня выстрелить, потому что двустволка, но я решил, что я всё равно исполню свой долг, я...
— Так, то есть он стоял неподвижно?
— Да.
— Оператор?
— Что?
— Он что делал в это время?
— Он был убит.
— То есть что?
— Ну, он лежал, вот тут. — Щёголь ткнул оранжевым носком в пол рядом с собой.
— То есть снимать он не мог?
— Нет.
— Валя, ляг теперь, где оператор.
Валя перекатился вместе с обивкой.
— Так. Кто же тогда вёл съёмку убитой ведущей? — капитан произнёс эти слова очень тихо, так, что потребовались большие усилия расслышать его. Обычно так играют роли великие театральные актеры — самое важное они говорят еле слышно, бормочут, чтобы публика напрягалась и прочувствовала, что это действительно самый важный момент постановки.
— Я подумал... — начал придумывать щёголь.
— Так.
— Мне из аппаратной сделали знак, что эсемес-голосование не прекратилось, а просто даже зашкаливает... Ведь никто не прекратил эфир, всё передавалось, я имею в виду выстрелы, убийство, то есть всё так и шло...
— Так.
— Я тогда встал за камеру, потому что в этом... — голос щёголя в носках с иероглифом задрожал, — в этом и был мой долг перед ней и перед погибшим оператором, перед всеми, кто слал свои эсемес в поддержку Стаси, продолжить их дело и давать в эфир программу, несмотря ни на что!..
Операторы с канала оторвались от своих камер и подняли вверх большой палец. Щёголь поверил сам себе, и на его глазах проступили слёзы.
— Значит, именно вы организовали и собственноручно провели показ в прямом эфире убитой голой женщины?
— Да... — Щёголь почувствовал злорадство в голосе капитана и добавил: — У нас все к этому готовы, встать в нужный момент хоть за камеру, хоть за монтажный пульт, если с кем что случится... Это телевидение... нас так учили...
— Вы всё сказали? — оборвал щёголя капитан.
— Ну, да...
— Мы ещё спросим, кто вас и чему учил! А сейчас против вашего канала будет заведено дело за показ в прямом эфире реального убийства и потом ещё раздетого до наготы тела ведущей прогноза погоды в течение всего ночного эфира... И теперь мы знаем, кто конкретно за этим стоит!
— Ни одного звонка против, эсемески все восторженные... Поймите, люди хотели быть рядом с ней в такую минуту... — начал оправдываться щёголь.
— Это называется игра на животных инстинктах, да, Лев? — Капитан подмигнул совсем уже упавшему духом Горилкину. — Ничего, мы этот зоопарк прикроем.
Капитан оглядел всех вокруг. Операторы телеканала спрятались за свои камеры.
— Сева, выводи Льва, Валя... Валя, заснул?! Вставай, молодец, сегодня.
Капитан посмотрел на щёголя и скомандовал Севе:
— Так, одень на него наручники!
— Так они ж заняты! — Сева кивнул на Горилкина.
— Как? За что? — Щёголь сделал рывок в сторону двери, но лежащий на полу Валя в тигровой шкуре поймал его за ногу.
— Привяжи его к себе чем-нибудь, поедет с нами! — Капитан ещё раз прокрутил барабан и направился вон из студии. — Люда, выключай! — крикнул он на ходу.
Валя взял с пола кусок тигровой шкуры, свернул его, начал вязать запястье нового преступника.
— За что... за что?.. — бормотал щёголь, но никто ему не ответил. Вале приказали только связать, а отвечать на такие глобальные вопросы никто Валю не просил. И он промолчал, хотя точно знал, — «за что»...
Операторы канала сняли для шоу ещё один проход, финальный. Первым уходил капитан, потом Люда, за ней Сева с Горилкиным, и последним шёл Валя, тащивший за собой привязанного за тигровую обивку чёрта в оранжевых ботинках. Одна камера как раз взяла крупный план обивки. Наверное, оператор тоже решил, что здесь это будет нелишним. }
{В очередной раз дядя Петя пришёл домой к Вале. Им предстоял серьёзный мужской разговор, и Валя как следует подготовился. Все ели, как люди, — ложками, Валя же взял с собой за стол японские палочки, которые подобрал в «Узбекском» кафе. Мама и дядя Петя уже доели, а Валя всё сидел за тарелкой с лапшой и пытался заслать очередную лапшинку себе в рот. Дядя Петя внимательно следил, как это получится у его племянника. Дядя Петя вообще никогда палочками не ел, и ему на самом деле было интересно. Но маме Вали интересно не было, она пнула под столом по ноге Пети и стала собирать тарелки. Петя разлил водку по рюмкам и сделал сигнал Вале. Валя посмотрел на дядю, взял рюмку в руки, но пить не стал. Он окунул палочки в рюмку, взболтал ими водку, поднял палочки вверх и принялся ловить капли ртом. Дядя поставил рюмку на место, мама вышла на кухню. Какое-то время племянник и дядя сидели молча, наконец дядя Петя начал серьёзный мужской разговор:
Читать дальше