Ну, и все. Потом барин уже. Накинул халат, открыл холодильник. Ей: есть хочешь? Она и кивает «да», и машет «нет». Растерялась. Не понимает ничего. В холодильнике шаром покати. Небрежно так банку шпрот открыл и прямо на стол поставил. Можно было хоть на тарелочку выложить, но лень. И хлеб здесь же порезал. Полбуханки, всё кругом в крошках. Она вышла, села к столу. Дал неопрятный кусок с тремя рыбками тощими. Она подержала, положила на стол — и в коридор. Спешит, собирается, ноги сует в сапоги свои смешные.
— Куда ты?
Она только рукой машет:
— Домой.
Не стал удерживать. Хотел уже, чтоб ушла. В коридор вышел, наклонился поцеловать. Не хочет, отворачивается. Дверь ей открыл. Подумал — надо б проводить. Но переодеваться неохота. Она лифт вызвала, секунду постояла, быстро глянула и по ступенькам побежала.
Я, громко:
— Таня, вернись!
Не вернулась.
Дверь закрыл, пошел на кухню, съел её бутерброд. Чаю выпил и спать завалился. Даже не позвонил.
* * *
Спустя три года встретились случайно. В супермаркете. Поправилась немного, но только лучше стала. Думал — и говорить не станет. Она ж тогда из института ушла. Нет, улыбнулась, остановилась. У меня период не лучший. С бодуна, в пакете — лук, картошка и банка шпрот сверху. Как специально. Она глазами скользнула и сказала:
— У вас ничего не изменилось.
А я киваю радостно, улыбаюсь, как дурак, одними губами — коронку как раз менял. К ней высокий брюнет подошел.
— Танюша, ну что ж ты тащишь! — взял пакеты из её рук. На меня посмотрел, улыбнулся с недоумением. Зубы отличные.
Таня вежливо:
— Ну, до свидания, Андрей Алексеич.
Даже отчество помнит. И они пошли. Я вслед посмотрел. Гореть в аду какая красивая! Семьдесят девятая. Точно помню.
На улицу вышел — дождь. Мелкий, холодный. Снова их увидел — в машину садятся. Он дверь ей открывает. Счастливый. Она меня заметила, замерла, не сразу села. Я закурил, поставил пакет. Телефон вытащил. Набрал сообщение. «Без тебя деревянные лошадки грустно стоят».
И тут вспомнил, что в телефоне нет адресата.
С утра я забежал к отцу. Он сидел на кухне, по-барски развалившись в кресле. Завтракал.
— В этом халате ты на Мусоргского похож, — сказал я.
Анюта, его гражданская жена, нарезая колбасу, засмеялась. Ей было тридцать пять, отцу — пятьдесят девять. Он ушел от матери семь лет назад и скрывал, что живет не один. Просто, мол, ученый, профессор. С годами стал со странностями, много работает. Мать верила.
— Ну, что? — спросил отец, ласково поглядывая на Анюту, которая разливала чай. — Как дела, сын?
— Хорошо.
— Марина не болеет?
— Нет.
Анюта поставила перед отцом большую тарелку с глазуньей. Предложила и мне. Я отказался. Она подвинула варенье, быстро глянув из-под челки карим маслянистым глазом.
— Наследников-то не ждете? — отец вытер с губы густой желток.
— Пока нет.
— Смотрите, — отец игриво глянул на Анюту, которая суетилась у раковины. — Обскачем вас.
Я натянуто улыбнулся. В кармане зазвонил мобильный. Мать. Я вышел в коридор.
— Сереженька, ты не знаешь — с папой всё хорошо? ...Я вчера смс ему отправила, с 23 февраля поздравление, ты же знаешь, для него это святое... а он не ответил. А звонить боюсь — он сердится, когда не вовремя...
Когда я вернулся на кухню, Анюта сидела на коленке у отца. Полы его халата распахнулись, виднелись тонкие, мохнатые ноги.
— Мать звонила. Ты на смс не ответил.
— Нют, где телефон-то мой? Принеси. И очки.
Анюта сбегала в комнату. Нацепив очки, отец важно потыкал в телефон.
— А... вот... здоровья, долгих лет... — он поднял глаза. — Что ответить-то? Напишу: «Спасибо. И тебя. И тебе».
Он стал подслеповато тыкать в кнопки.
— Пап, ты что? Женщин 23-го февраля не поздравляют.
— А что написать-то? — отец с тоской посмотрел на остывающий чай.
— Ну, напиши «Спасибо». Нет, как-то сухо. Напиши — «Спасибо, рад что ты помнишь меня».
Отец поморщился:
— Анютк, набери-ка, не вижу ни хрена, — отец отдал ей телефон. Задумался.
— Спасибо за поздравления. Точка. Приятно, что помнишь. Точка.
— Погоди, дай старое сотру, — Анюта торопливо жала на кнопки. Отец пододвинул к себе большую чашку. Шумно, с наслаждением отпил.
* * *
На следующий день я обедал у матери.
Она сидела напротив. Прямая как всегда, с волосами, затянутыми в аккуратный пучок. Я смотрел в её гладкое, желтоватое лицо, в бледно-голубые глаза и удивлялся, как выцветает с годами человек.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу