Лера Манович - Первый и другие рассказы

Володя развернулся и вышел из квартиры.

Андрей Петрович сидел во дворе, уставившись в газету. Каждый день Маша выставляла его из дома на час, чтоб подышал. А сама в это время звонила приятельницам, ища совета и помощи. Андрей сдавал на глазах.

Погода была паршивая, детей во дворе не было, не считая маленького замызганного мальчика, который лазил на горке туда-сюда.

Мальчик слез с горки, подошел к скамейке, где сидел Андрей Петрович и, отставив ногу, с любопытством на него уставился. Андрей Петрович, почувствовав, поднял глаза, скользнул недобрым взглядом по ребенку и снова уткнулся в газету.

— Дедушка, ты чей? — спросил мальчик.

Андрей Петрович повел бровью, не отрываясь от газеты.

— Ты чей, дедушка? — повторил мальчик.

— А ну геть отсюда, цыганенок! — сказал Андрей Петрович мрачно, но беззлобно.

Мальчик сделал круг по двору и снова остановился у скамейки.

— Ну, чей?

— Ничей, — мрачно ответил Андрей Петрович.

— Поиграешься со мной?

— Нет.

— Почему нет?

— Со своим дедом играйся.

— У меня деда нету... У меня мама только.

Андрей Петрович поднял взгляд. С чумазого детского лица смотрели доверчивые, серьезные глаза. Мальчику было лет пять, не больше.

— Ты чего тут ходишь? Домой иди! — сказал Андрей Петрович, складывая газету, и взял палку.

— Мама сказала — тут её ждать.

— А сама где? Мать где твоя?

— Ушла убирать. Ремонт. Убирать много надо, — со знанием дела сказал мальчик.

— А тебя что ж тут бросила?

— Там своя девочка. Я в прошлый раз был — они матери сказали, чтоб больше меня не приводить.

Андрей Петрович уставился в землю и долго так сидел. Мальчик тоже замолчал и присел с другого края скамейки.

Начал накрапывать дождь.

Андрей Петрович поднялся, свернул газету.

— Ты куда? — спросил мальчик.

— Домой.

— А, понятно — без обиды сказал мальчик.

Андрей Петрович достал зонт.

— Вот, — дал он зонт малышу, — возьми.

— А ты?

— Я дома не промокну.

— А... А тебя как зовут?

— Меня? — Андрей Петрович задумался, — меня Дед зовут.

— Дед? — недоверчиво заулыбался мальчик.

— Ну все, пошел, — заспешил Андрей Петрович, посмотрев на свои окна.

Зонт был большой, тяжелый. Удерживая его двумя руками, мальчик помахал Андрею Петровичу. Тот, заходя в подъезд, махнул в ответ.

Из окна кухни был виден пустой двор, мокрая лавка и качели. Между ними, будто сам по себе, бродил зонт. Мальчика под ним не было видно. Только носы синих ботинок то показывались, то исчезали.

Андрей Петрович курил, поглядывая в окно. Знакомая боль шевелилась в нем. Но она как будто обкаталась и стала гладкой. Будто исчезла её ядовитая, острая чешуя, которая полосовала по сердцу так, что темнело в глазах.

Женщина-таджичка в рубашке и брюках, заляпанных краской, быстро пересекла улицу, подошла к зонту, активно жестикулируя и, похоже, ругаясь. Мальчик, подняв к ней лицо, что-то объяснял, показывая пальцем в сторону подъезда. Наконец женщина взяла зонт, ухватила малыша за руку, и они зашагали куда-то.

Андрей Петрович едва заметно улыбнулся и потушил сигарету.

Вскоре у Андрея Петровича обнаружили рак легких. Известие он принял спокойно, почти радостно. И когда женщина-врач показала ему все листки с анализами и всё объяснила, достал и как обычно поставил на стол чай в жестяной банке.

— Андрей Петрович, зачем же, тут ведь такое, — смущенно сказала женщина-врач.

— Что ж вам, милая, чаю теперь не пить? — улыбнулся Андрей Петрович.

От лечения он отказался.

Осень выдалась сухая и теплая. Андрей Петрович вначале сам выходил с палочкой во двор. Потом его вывозила в инвалидном кресле Маша. Она все хотела быть рядом, но ему лучше было одному. Сидел, щурясь от солнца. Смерти он совсем не боялся. В этом худом как скелет улыбчивом старичке с лучистыми глазами невозможно было признать прежнего, дородного и высокомерного полковника в отставке.

Стояло бабье лето, в воздухе летали тонкие переливающиеся паутинки. Малыш с ярким диатезом на щеках скрипел качелями. Толстая женщина гуляла с двумя девочками-погодками.

Солнце пригревало так ласково, что Андрей Петрович прикрыл от удовольствия глаза. Теперь, когда все заканчивалось, ему было так просто и легко, как никогда раньше не было. Сложенные на коленях руки приятно онемели, и он начал по-стариковски клевать носом. Уже сквозь дрему Андрей Петрович услышал за спиной веселый голосок: