Лера Манович - Первый и другие рассказы

— Оль, капельку. К салату.

Выпил. Шумно крякнул. Ольга переключала каналы. Мелькали лица, обрывки военных баталий, взвизгивали эстрадные певцы.

— А все-таки, — Женя подцепил на вилку тонкий кусочек колбасы, — Серега это стихотворение лучше читал. Честнее. А этот, — он махнул рукой в сторону телевизора, — так...

Прожевав, задумчиво посмотрел на Ольгу:

— Оль, ты не жалеешь, что меня выбрала?

Она встала, еще раз щелкнула пультом. На потухшем экране телевизора засветилась маленькая белая точка. Они оба уставились на эту точку, будто от нее зависело что-то очень важное. Точка светилась в темноте. Потом погасла.

Тянулась ночь. Жидковатая ночь тринадцатого августа, когда вот-вот начнет светать. На кухне горел ночник — стеклянный полумесяц, до половины наполненный дохлыми мошками. В банке с вареньем ворочалась оса.

В коридоре, в плаще, накинутом на голое тело, стояла Саша, сжимая в руке ракетку для бадминтона.

Прибавив свет в прихожей, она выставила вперед ракетку и двинулась в комнату...

Комната была пуста, едва подрагивали от сквозняка шторы. Саша провела по ним ракеткой, подошла к книжному шкафу. Отклонившись назад, будто оттуда может вылететь стая птиц, провела ракеткой между шкафом и стеной. На улице завопила сигнализация, Саша вздрогнула, попятилась и села на диван. Еще раз оглядев комнату, она стянула с головы шапку и положила ее рядом. Провела ладонью по лицу, поправила прилипшую челку, и прикрыв глаза, едва слышно забормотала...

— ...ибо твое есть Имя, и сила, и слава во веки веков. Аминь, — она неловко перекрестилась и щелкнула выключателем. Комната погрузилась в предутренний мрак.

В институтской столовой стоял бодрый гул — звенели стаканы, звякали ложки. Теплая духота пахла борщом и хлебным мякишем.

Саша и ее однокурсница Вера, полноватая краснощекая девица, сидели у окна, подравнивая вилками рассыпчатую гречку на тарелках.

— И тут сквозь сон я слышу звуки скребыхающие... то ли лапки, то ли крылья. Каким-то звериным чутьем понимаю, что это не птица... Зажигаю свет. И здоровая такая летучая мышь летит прямо через комнату и, как бабочка, садится на стену...

— Мышь летучая?! Ну, ты даешь! — выпучила глаза Верка.

— Я-то что. Она сама забралась.

Саша раздавила вилкой рыхлую серую котлету.

— Понимаешь, дело не в мыши, — сказала она. — Когда я в темноте в пустой комнате сидела на диване — внутри меня было нечто страшнее этой мыши... Я, понимаешь, ощутила присутствие внутри себя пространства, мне самой неведомого... Ну, как сказать... Живешь в доме десять лет. И вот идешь однажды по этому дому, который вдоль и поперек знаешь, и вдруг натыкаешься на абсолютно незнакомую дверь, ведущую в абсолютно незнакомое помещение. И мало того, что дверь. Так тебе еще кажется, что за дверью этой лежит кто-то и стонет... Есть кто-то... Понимаешь?

Верка мотнула головой:

— Не-а...

— Наверное, это и есть душа. Ну, про которую верующие говорят... То понятно все, ровно. А то — будто воронка какая-то в бесконечность... И воронка эта прямо в тебе...

Верка заскучала, отпила компот. Потом спросила:

— А куда мышь-то делась?

— А фиг ее знает. Я все обыскала — нет ее. Улетела, наверное.

Саша положила в рот половину котлеты, поморщилась и отодвинула от себя тарелку:

— Ладно, пойдем, а то уже пара началась...

Вера с жадной торопливостью собрала на вилку остатки котлеты и залпом выпила компот.

Евгений Евгеньевич — сорокалетний, еще красивый мужчина, занес скальпель над распятым тельцем лабораторной мыши.

— Вот так вот аккуратно, без суеты делаем надрез, — начал было он, но остановился, услышав шум падающих колб и инструментов, которые сгребла руками Саша, медленно сползая под стол.

— Зачем на биофак-то идут?! — с отеческим испугом бормотал Евгений Евгеньевич, подхватывая потерявшую сознание и с тем же испугом ощущая молодую округлость под бесформенным свитером.

— Дверь мне откроет кто-нибудь?!

Саша стояла, склонившись над унитазом институтской уборной. Верка, стоя рядом, пыталась пригладить назад ее волосы, но они снова падали на влажное лицо.

— Все, кажется, — Саша распрямилась, подошла к крану, умылась. Верка подала ей аккуратно сложенный платок.

— И сколько уже, как думаешь? — спросила Верка.

— Недели три.

— Ты ему сказала?

— Кому? — Саша внимательно посмотрела на Верку.