Этого Винсент Григорьевич вынести не мог, пусть даже Валентина Гавриловна и спятила.
— Неправда! — разволновался он. — Как вы смеете, Валентина Гавриловна! Русский север, например, мне дороже всего на свете! Я, между прочим, переписываюсь с двумя старушками из поморской деревни! Кроме французских импрессионистов, если хотите знать, я очень люблю Серова с Коровиным! Я даже люблю картину Репина «Бурлаки на Волге»!
Он вскочил со стула и начал расхаживать перед Валентиной Гавриловной, которая перехватила пистолет двумя руками и водила теперь дулом перед собой, аккуратно следуя движениям Винсента Григорьевича. Она пока не стреляла, полагая, что слушает последнее слово подсудимого.
— И никогда не допущу я смеха чужих государств, — отрицал Винсент Григорьевич. — То, что я не видел для себя возможным принять участие в создании Биби, оставалось моим личным делом! Я глубоко уважал Валеру, за то что он взял на себя этот тяжкий груз, и никогда бы не посмел остановить его.
— Но ведь посмел! — взвизгнула Валентина Гавриловна.
Винсент Григорьевич устало закрыл лицо руками. Ведь и вправду посмел: накормил Валеру ледяной пищей и тем самым убил его... Убил случайно! Но где грань между случайным и провоцируемым подспудными мотивами?
— Посме-ел! — торжествуя, крикнула Валентина Гавриловна и удовлетворенно выстрелила.
Давно не тренировалась она, забыв, что десять лет уже носила очки, изменившие пространственные пропорции. Пронеслась пуля мимо, и зашаталась центральная Валерина фотография, а потом и ухнула на пол, тренькнув разбившимся стеклом.
— Не двигайся! — жестко сказала Валентина Гавриловна, заметив, что Винсент Григорьевич дернулся поднять фотографию. — Без тебя поднимут. Мне просто нужно немного пристреляться.
Бедный Винсент Григорьевич, будучи не в себе, забормотал, показывая пальцем на упавшее фото:
— Валера... Валера...
И лучи второго зрения осветили знакомый туманный колодец внутри него, и примчались воспоминания, и явился Валера. Был он растерян, взволнованно и торопливо говорил, а что говорил — непонятно. Опять шевелились губы, не посылая звуков. «Что? Что?» — шептал ему грустно Винсент Григорьевич и вдруг заметил, что Валера, в отчаянии махнув рукой, перешел на жестикуляцию. Он крутил указательным пальцем правой руки в воздухе, словно бы вращая диск телефона. «Позвонить доктору!» — осенило Винсента Григорьевича.
— Валентина Гавриловна! — торопливо заговорил он. — Мне нужно срочно позвонить!
— Куда позвонить? Зачем? А если ты номер милиции наберешь? Или того хитрее — домашний телефон какого-нибудь своего приятеля — и крикнешь: убивают! Мне это ни к чему.
— Поймите: я очень болен! Мне это нужно только для того, чтобы понять, что со мною происходит (а вы, кажется, хотите, чтобы я это понимал). Я немедленно нуждаюсь в помощи своего психотерапевта. Кстати, он мне как раз и поставил диагноз: забытое убийство.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась Валентина Гавриловна. — Забытое убийство? Дай-ка мне его телефон, я сама наберу.
— Посмотрите на букву Д, — бросил ей записную книжку Винсент Григорьевич.
Валентина Гавриловна набрала номер и спросила доктора. Затем передала трубку Винсенту Григорьевичу.
— Доктор, беда! — кратко сказал он. — Скорее всего, это был все-таки друг моей юности. Я сейчас у его матери под дулом пистолета. Думаю, я тоже скоро умру.
Тут он охнул, потому что Валентина Гавриловна вскочила с дивана и пребольно ткнула его дулом, вырывая трубку.
— А вот этого говорить не надо было!
Заполучив трубку, она обратилась к доктору:
— Нужно ли мне вам объяснять, что вам не стоит обращаться ни в какую милицию, иначе я пристрелю вашего пациента немедленно, не дав ему времени раскаяться? Ах, вы хотите приехать? В этом нет необходимости, поверьте! Ах, у вас аппарат автоматически определяет номер звонящего? А мне плевать, дорогой доктор! Дать ему шанс? С какой стати? Да он худший из людей! Уточните-ка: как ваша фамилия? Ну ладно... Запишите адрес...
И, наконец, бросила Винсенту Григорьевичу:
— Едет твой паршивый доктор. Скажи спасибо, что я о нем слыхала от подруги, а то была бы тебе сейчас мгновенная крышка. Но он сказал, что мы с ним должны попробовать дать тебе шанс. Что касается меня, то не знаю, где я тебе его возьму, этот шанс!
Через пятнадцать минут задребезжал дверной звонок, и они вдвоем, объединяемые пистолетом, пошли открывать.
А еще через минуту Валентина Гавриловна рыдала на плече у доктора, который обнимал ее и говорил, поглядывая на пистолет, брезгливо ухваченный им за ствол через салфетку:
Читать дальше