Юрий Бедзик - Этаж-42

— Жаль, что с Майей у тебя не получилось, — сожалеюще вздохнул он. — Майя, кажется, разочаровалась в своем выборе. Да что тебе рассказывать? Вы же иногда встречаетесь.

— Нет, мы не встречаемся.

— А были друзьями… Напрасно!..

— Я уважаю Голубовича и не могу так вот…

— Ты ей все же позвони, Петя, — отеческим тоном посоветовал Гурский. — Заварили вместе, а теперь ей одной расхлебывать…

Была какая-то горечь и недоговоренность в его словах. И это уж совсем удивило Петра. Что, собственно, заварили? И что расхлебывать? Он ее не тревожит, не звонит, пусть себе живут счастливо.

— Строишь из себя наивного мальчика или действительно… — неодобрительно скривил губы Гурский. — Во всяком случае, даже после расставания нужно оставаться порядочным человеком.

— О чем вы, Максим Каллистратович? — насторожился Петр.

— О твоем Бате, милый мой. О его походе к Майе в институт. — И, увидев на лице Петра выражение полнейшего недоумения, Гурский рассказал ему о встрече Найды с дочерью. — Некрасиво вышло. Очень. Кто ему дал право? Упрекал, отговаривал, стыдил. Бедная девочка до сих пор не может прийти в себя.

— Я его не посылал.

— Тем более! — с гневом воскликнул Гурский. — Все это с расчетом. Цинично. Жестоко. Чтобы окончательно рассорить вас. И меня с тобой… А если хорошо разобраться… Гурский сделал многозначительную паузу, — просто какая-то патологическая зависть к тебе. — Он достал из ящика сигареты, протянул Петру. — Не куришь? А я никак не могу бросить эту гадость. — Затянулся, потом продолжал — Не хочу на Алексея Платоновича наговаривать, учись у него, дело он понимает, много еще хорошего в жизни сделает. Но мой тебе, Петруша, совет: головы не теряй! Всякие бывают наставники. По-разному учат.

Петр нервно заерзал на стуле. В сумбурном потоке слов Гурского явно прослеживалась одна мысль. Он улавливал ее и раньше, когда заходила речь о Найде, а сейчас она больно резанула его по сердцу. Не хотелось верить, но невольно закрадывалось сомнение: неужели правда? И он с недобрым пристрастием начал прислушиваться к тому, о чем рассуждал Гурский.

— Алексей Платонович немало сделал для комбината. Но почему он все берет на себя? Разве не вашими руками, руками рядовых монтажников, творится вся его слава? Разве не ты, Петр Невирко, один из первых по выполнению плана? Так нет, у него свои взгляды. Он, видите ли, об общем благе бригады печется! Всего строительного участка! Ну… не буду тебе пересказывать, что он наболтал, когда мы хотели тебя отметить премией: и рановато, мол, и о других следует подумать, и прочее и прочее. Может, он где-то и прав. Да только личное здесь впутывать не резон. — Гурский поднял вверх листок бумаги, многозначительно усмехнулся. — Это недостойно.

— Вы об анонимке? — ужаснулся Петр.

— А что? — сделал неопределенный жест рукой главный инженер. — Ведь один Алексей Платонович там и присутствовал, когда акт писали. Он и к Майе побежал, чтобы тебя в ее глазах очернить. И всякое прочее. Точных данных у меня нет. Утверждать не стану. — Гурский поднялся, оперся обеими руками о стол. — А все же советую тебе поосторожнее выбирать друзей. — Вышел из-за стола, подал Петру руку. — На днях устраиваем на комбинате для актива и гостей просмотр кинохроники. Мы, хозяева, должны обо всем иметь свое четкое мнение. Ты критикнул меня перед кинокамерой. Подумай. Хорошенько подумай о том, как объяснить людям свои слова. — И, проводив Петра до самой двери, улыбнулся доброй отеческой улыбкой: — А Майю все же не обижай. Она тебе друг!

Зима выдалась ветреная, снежная. Ставить панели теперь — нелегкое дело: бетон к металлическим пластинам примерзает. В слесарной будке целый день горел электрический камин, к нему по очереди бегали отогревать окоченевшие руки. Но и теперь хлопцы не теряли рабочего настроя.

— Я уже знаю, в какой комнате будет жить самая красивая девушка нашего города, — не умолкал и на морозе Виталий Корж. И продолжал фантазировать, как он явится к этой красавице в гости, как будет с ней пить чай с вишневым вареньем, как предложит ей руку и сердце.

Эту болтовню слушал и Найда, который как раз сверлил отверстия в соединительных пластинах. Хотя говорил все это шутник и балагур Виталий, слова его и буйная фантазия невольно заразили Найду. Он даже выключил сверло и провел пальцем по нагревшейся пластине. А потом словно бы увидел маленькую комнатку, стройную фигурку незнакомой девушки с выражением благодарности на красивом личике и ее приветливую улыбку, которой она отвечала на шутку бесшабашного хлопца. Черт-те что выдумал!.. Впрочем, что же тут удивительного? Разве не имеет права человек шутить и фантазировать? Бесшабашный Корж, который весь день приваривает на лютом зимнем ветру панели и, казалось бы, просто-напросто прикладывает металл к металлу, включает ток, соединяет меж собой пластинки — такая грубая, ординарная работа! — в сущности, ежедневно возводит не только стены здания, но строит для людей новые уютные квартиры, и там, где рассыпались искры его электросварки, будет звучать детский смех, кто-то будет радоваться, грустить, мечтать, а может, и вправду явится сюда Виталик Корж и сядет за стол, накрытый белоснежной скатертью, и будет пить чай с вкусным вареньем, шутить с красивой девушкой.