Юрий Бедзик - Этаж-42

— Да при чем тут Майя? Лишь бы ваше имя… Чтоб не говорили… чтоб не болтали…

— Я понимаю. Ваше имя, Петенька, останется незапятнанным. Куда мне идти? — Она смело положила свою худенькую ладошку на его мозолистую руку. — И не терзайте себя больше. Договорились?

В деканате перед зимней сессией от Невирко потребовали характеристику с работы. Он пошел в управление, но характеристики там ему не выдали и посоветовали зайти к товарищу Гурскому, который, мол, позвонит, ежели что. А может, и сам напишет.

Петру это показалось странным. На следующий день после смены поехал на комбинат. В приемной — Полина. Когда он открыл дверь, ее худенькое, удлиненное личико вспыхнуло.

— Я тогда все сделала, как вы просили, — тихо сказала она ему. — Сейчас у Максима Каллистратовича люди, посидите немножко.

Усевшись возле стола, он смотрел на ее тоненькую шейку, на тяжелый узел волос на затылке, и ему вспомнилось, как он тогда, на верхотуре, отважился погладить ее по голове. Она сидела за столом неприступная, строгая, окруженная стопками деловых бумаг. Что-то отвечает людям по селектору, нажимает кнопки, говорит с Гурским, откликается на чей-то телефонный звонок. Петр представил себе все ее сложное «хозяйство» и невольно проникся уважением к этой скромной деловитой девушке. И подумал о том, что иной раз она и ему уделяла внимание, чтобы он спокойно работал, куда-то звонила, что-то кому-то доказывала, спорила, сердилась.

Улучив свободную минутку, Полина открыла дверь и пропустила Невирко в кабинет главинжа.

— Ты? — удивленно поднял брови Гурский. — Проходи, проходи. Садись. Что новенького?

В глазах Максима Каллистратовича — любопытство и в то же время какая-то тревожная напряженность. Машинально переложил бумаги, взял авторучку, словно собираясь что-то записать.

— С каких это пор характеристику для института надо согласовывать с вами? — с легким вызовом спросил Невирко. — Кажется, не один год здесь работаю…

— Ты о чем?

Возможно, он был не в курсе дел Петра.

— Для деканата справку не хотят давать в управлении. Будто я перед кем-то в долгу. — Невирко подавил злую усмешку. — Наверное, из-за анонимки, которую прислали в милицию? Или вы ничего не знаете?

Гурский быстро опустил глаза и обеими руками взялся за краешек стола. На его губах мелькнула непонятная улыбка, он поднял голову, и взгляд его стал пристально-внимательным. Произнес сочувственным голосом, что не только знает, но и посвящен в некоторые подробности.

— Значит, массовое производство! — взорвался Петр.

— Не знаю какое, — сдержанно ответил Гурский, всем своим видом изображая сочувствие. Откинулся назад, скрестил на животе руки: белые манжеты, позолоченные запонки. — Да-а, нехорошая история! Скверная история!.. Ночью, с девицами, с музыкой… Говорят, твой наставник вмешался. Правда?

Не хотелось отвечать: вопрос задан не ради ответа. Петр понял это сразу. Не ради ответа. Его тонко и умело шантажировали. И как быстро сработал механизм! В милицию, к Гурскому!..

— Ничего такого не было, Максим Каллистратович, — глухо выдавил из себя Петр. — Мне нужна характеристика.

Максим Каллистратович задумчиво прикрыл рукой глаза, будто стараясь что-то припомнить. Но тут же широко улыбнулся, встал из-за стола и подошел к Петру. Он совершенно был уверен в том, что это ложь. Но по комбинату пошли слухи. Есть немало мелких людишек. Главное — быть честным, правдивым и чтобы товарищи в коллективе доверяли. Тогда получишь справку хоть для полета на Марс.

— Мне нужна для учебы, — хмуро сказал Петр.

— Для науки — пожалуйста. — Гурский нажал кнопку, вызвал заведующего кадрами и, когда тот с предупредительной поспешностью вошел, обратился к нему полушутливым тоном: — Напишите этому молодцу самую лучшую характеристику.

Завкадрами вышел, и Гурский снова занял место за столом. Смотрел теперь на Петра дружелюбно, с затаенной лукавинкой в глазах, желая показать, что посетитель ему симпатичен и никакие анонимки не повлияют на это его доброе отношение. У Петра отлегло от сердца. Взглянув краешком глаза на Гурского, он заметил, как тот за последнее время похудел и осунулся. Мешки под глазами, лицо обрюзгшее, сероватого цвета. Не зря говорила Майя, что отец не щадит себя ради дела.

Гурский, видимо, был расположен к откровенному разговору. Полюбопытствовал, как у Петра дела в институте. Он, Гурский, хорошо изучил материалы по Лейпцигу, читал и статью в газете. В Москве интересовались, кого бы рекомендовать на Всесоюзное совещание рационализаторов, и Гурский предложил кандидатуру Невирко. Сил и энергии хватит, пора выходить на широкую дорогу.