Юрий Бедзик - Этаж-42

Начали поздравлять именинника. Кто-то предложил, что надо качать Петра Онуфриевича…

— Спасибо, ну зачем так? Спасибо… — бормотал Петр, вконец смущенный и растерянный.

— Спасибом не отделаешься, — засмеялся сухощавый старший диспетчер. — В машину его! На природу!

Две черные «Волги» и в самом деле стояли перед главным корпусом института. Долговязый Кулик сел на переднее сиденье, Петра, как главного виновника торжества, посадили рядом с Саней и Виталькой.

— Итак, Петр Онуфриевич, одной технической единицей стало больше, — сказал Кулик. — А поэтому давай на лоне природы отпразднуем твое инженерство, — он приоткрыл дверцу, дал задней машине команду, чтобы трогалась.

— Поехали, — приказал своему водителю и откинулся на спинку сиденья. Через минуту обернулся к Петру: — И еще тебе маленький подарочек: Чернявская просила, чтобы ты завтра с утра зашел к ней в партком. Какое-то большое дело затевается по твоему проекту.

В город Петр возвратился уже в сумерки. Его доставили к самому общежитию. Виталик и Саня предложили взять еще по бутылке сухого вина и посидеть с ребятами, отметить это дело. Но Петр решительно отказался. Был девятый час, ему нужно как можно скорее к Полине. Тревожное предчувствие не давало ему покоя. Поблагодарив друзей, он на попутной машине помчался к девушке.

Окна в ее квартире были освещены. Петр взлетел на третий этаж, решительно позвонил. Может, он виноват, что не приехал раньше, сразу после защиты? Ждал ее в институте, хотел ей первой сообщить радостную весть… Еще раз позвонил, еще…

И вдруг понял, что ему не откроют. Дверь угрюмо молчала. За ней была неизвестность и тишина. В парадном стоял полумрак.

Он позвонил еще раз. И когда дверь снова отозвалась гулким молчанием, почувствовал леденящую тяжесть в груди. «Что-то случилось, — подумал он. — Но сегодня мне об этом не узнать».

Весь следующий день был посвящен институтским делам. Оформлялись документы, выписывался диплом. Еще пришлось заглянуть в деканат, поблагодарить сухонького суетливого декана и выслушать от него комплименты. На прощанье декан подвел его к окну и конфиденциальным тоном сообщил, что на кафедре сопромата им заинтересовались. Профессор Санаев советует подавать документы в аспирантуру. Над этим стоит поразмыслить.

Петру все казалось безразличным, ненужным, но доброжелательного декана он выслушал со вниманием.

— Спасибо, непременно зайду к профессору, — заверил его Петр и сразу же поехал на комбинат.

Уже начинались жаркие дни, июль обещал быть сухим и знойным. Раскаленный асфальт, очереди у автоматов с водой, очереди перед кассами кинотеатров. Ему вспомнилось, как в парке, когда не удалось пойти в кино, он отважился поцеловать Полину и как она вдруг загрустила, подумав, что это он из благодарности или ради забавы… Сейчас он зайдет в приемную, и она бросится ему навстречу. Со вчерашнего дня он не переставал думать о ней. Она должна была развеять его тревогу и недоумение.

Цветы на клумбах перед управлением пожухли. В тени под осокорем стояла машина Гурского, и водитель, откинув назад голову, утомленно дремал. Неподалеку в цехах завода слышалось гудение стана, пахло цементной пылью, раскаленным железом.

В приемной было пусто, и Петр растерянно огляделся. Где же Полина? В пишущей машинке белел заложенный листок, фраза была не закончена, оборвана на полуслове.

Отворилась дверь из кабинета главинжа. Оттуда донесся раздраженный голос Гурского, и в приемную вышла полная, уже немолодая женщина с белыми крашеными волосами. Села за столик, потянулась небрежным жестом к телефону. В груди у Петра похолодело.

— А где Полина? — спросил он несмело.

Женщина ответила низким голосом, что она здесь уже не работает, уволилась. Неторопливо набрала номер и соединила кого-то с Гурским.

Петр молча постоял еще мгновение, с тоской оглядел приемную. Куда же ему теперь?

Медленно прошелся по комбинату. Зашел в цех поглядеть на новый стан Козлова. Вот где начинается настоящее дело, вот где будет взят разгон. Вид нового стана, новехонького, только что смонтированного, только что опробованного, сосредоточенные лица рабочих, мастеров, технологов, веселый лязг металла, запах нагретого бетона — все это немного отвлекло его от гнетущих мыслей.

Особенно обрадовали слова комсорга Обрийчука, атлета с детской улыбкой на румяном лице, который, дружески обняв Петра за плечи, кивнул на новый стан-конвейер и загадочным тоном проговорил: