Лев Николаев - Тополиный пух - Послевоенная повесть

— А ты знаешь какие-нибудь стихи Пушкина? — повернулся к нему Павел Андреевич.

— Знаю…

— Какие?

Сережка, конечно, знал, но только никак не мог вспомнить ни одного.

начал Павел Андреевич.

— Знаешь, кому посвятил эти стихи Пушкин?

Сережка что-то слышал:

— Жене?

Художник даже расхохотался:

— Няне! Няне! Была у него няня Арина Родионовна…

Об Арине Родионовне Сережка знал.

— Она его сказкам учила. Я знаю… — попытался он исправиться.

— Правильно!

Назад шли медленно. Уходить с улицы не хотелось.

В каникулы Павел Андреевич его несколько раз рисовал, но делал это не торопясь. Он вообще решил затянуть сеансы. Во-первых, думал, что так подросток к нему больше привыкнет, не будет при нем таким скованным, а потом просто решил его не бросать — чувствовал, что не имеет права этого делать…

Встретив после каникул Сережку в школе, завуч ни с того ни с сего спросил:

— Ну, как дела, Тимофеев?

— Хорошо, — пожав плечами, ответил Сережка.

— Смотри у меня! — погрозил пальцем Эдуард Тихонович.

«Чего это он?» — проводил его взглядом Сережка и, не чувствуя за собой никакой вины, спокойно отправился в класс.

Какое это удивительное чувство, когда за тобой нет никакой вины! Так просто и легко, даже хочется прыгать. Никто тебе ни о чем не напоминает, и ты никого не боишься. Можно ходить где хочешь, и смотреть на кого хочешь. Давно у Сережки не было такого, и он жил каким-то радостным, обновленным, боясь, как бы не пропало это настроение.

Но оно все-таки пропало, и пропало как-то сразу. А началось все, как ему казалось, с того, что он опоздал на урок.

— Можно? — просунул Сережка голову в дверь, когда звонок уже отзвенел.

— Где ты ходишь, Тимофеев? — строго спросила его Людмила Викторовна.

Он ничего не ответил, а она, чем-то очень расстроенная, повысила голос:

— Садись! Видно, у тебя столько посторонних дел, что даже на урок приходить некогда! — И обратилась к классу: — Огорчили вы меня. Очень огорчили! Плохо написали изложение!

Людмила Викторовна назвала фамилии тех, кому она поставила двойку. Среди них была и Сережкина.

— Я вот что решила, голубчики. Давайте-ка заниматься дополнительно… И начнем прямо сегодня. Всех, кто получил двойку, прошу остаться после уроков в классе.

«Ну вот, опять не повезло, — подумал Сережка. — А меня тетя Наташа попросила сегодня сходить с ней на почту».

— Посылку я от сестры получила, — говорила утром тетя Наташа. — Да вот, боюсь, не донесу. Ты не поможешь мне, Сережа?

— Поможет, конечно, поможет, — тут же ответила за него мать. — Что ему стоит!

— Благодарствуйте, — чуть наклонила голову старушка. — А то я совсем разболелась. Трудно стало тяжелое поднимать.

Они договорились, что тетя Наташа будет ждать его после школы у почты.

— Значит, во втором часу подойдешь? — спросила она, зная, что в это время Сережка всегда приходит из школы.

— Подойду.

— Ну, вот и хорошо, — опять вздохнула старушка. — Благодарствую…

После недавней болезни тетя Наташа сильно постарела, сдала как-то сразу и из пожилой, всегда казавшейся без возраста женщины превратилась в старуху. Сегодня утром Сережка увидел ее какой-то жалкой, беспомощной, и ему сразу же захотелось ей помочь. Он бы тут же побежал на почту за посылкой, но надо было идти в школу. И вот сейчас, услышав, что придется оставаться после уроков, он начал мучиться. «Как же быть? Она же ждать будет… А потом и мать сказала…» И Сережка решил на дополнительные занятия не оставаться.

После пятого урока, когда школьная раздевалка стала быстро наполняться ребятами, Сережка оказался здесь же. Он хотел уж было проскользнуть в проход между широким, как прилавок, барьером, отделяющим вешалки от вестибюля, но услышал голос Людмилы Викторовны:

— Тимофеев! Тимофеев! А ты куда? Забыл, что я просила остаться?

Делать было нечего, и он повернул обратно.

Первым, кого вызвала Людмила Викторовна, был Сережка. На вопрос, который она задала, он не ответил.

— Ну, как же так можно? — возмутилась учительница. — Это же еще в прошлом году проходили.

— А он не у нас учился… — весело сказал кто-то.

— Вы еще можете шутить! — покачала головой Людмила Викторовна.

Она не стала допытываться, кто это сказал, но тем не менее заметила, что дополнительные занятия — дело добровольное, и тот, кто не хочет, может, в конце концов, на них не ходить. Потом она присела на стул и еще раз посмотрела на ребят. Людмила Викторовна не видела, как из-за ее спины Сережка показал Юрке Дикареву кулак.