Лев Колесников - Тайна Темир-Тепе (Повесть из жизни авиаторов)

Был конец июня 1941 года. В небольшом провинциальном городке на западе Белоруссии отчетливо слышались раскаты орудийной стрельбы, а в небе с нудным завыванием шли немецкие армады. Все жители города так или иначе уже решили свою судьбу: одни эвакуировались на Восток, другие ушли в леса, третьи готовили себя к подпольной работе. Были и такие, которые растерялись и со страхом ждали дальнейших событий. К таким относилась и Фаина Янковская, молодая девица, служащая одного небольшого предприятия. За несколько лет до войны она осталась сиротой, воспитывалась в детском доме, но с коллективом не срослась. Окончив школу, стала работать, но и тут держалась особняком. Подруга у нее была одна — полная ей противоположность, веселая, подвижная Зина Коваленко. Почему они подружились, трудно сказать. Зина объясняла это так:

— Я к Файке бегаю остывать. Как сотворю что-нибудь сногсшибательное, аж самой страшно, — так к Файке. Петьку прошлый раз скотом назвала, а потом всю ночь плакала. Теперь-то помирились, всем можно рассказать, а тогда — кому расскажешь? Только Фаине. Могила. Не то что мы, сороки. Вот за это я ее и люблю… А что она такая замкнутая да неподвижная — это с ней пройдет. Вот случится с ней что-нибудь сногсшибательное, она и проснется…

Но ее не разбудила даже война.

Зина загорелась сразу. Вид у нее был такой, будто она была рада случившемуся. В первый же день войны на Зине оказалась гимнастерка с широким ремнем и крепкие сапоги. Где и что как достала — известно одному богу. Впрочем, возможно, она нарядилась в костюм брата-офицера, которого срочно вызвали из отпуска в часть… На второй день войны Зина раздобыла себе финский нож, а вскоре и браунинг. С утра до вечера она бегала по городским организациям, о чем-то хлопотала, шумела, выкрикивая фамилии Щорса, Лазо и даже Гарибальди. По всему было видно — она готовилась стать партизанкой. Сегодня утром она вихрем ворвалась к Фаине. На лице улыбка, глаза блестят.

— Фаинка!

И… осеклась. Фаина, ссутулившись, сидела в своей маленькой полутемной комнатке и тупо смотрела в стену перед собой.

Зина подсела к ней, заговорила. В голосе была досада, недоумение и жалость.

— Фая, что ж это ты, а? Такие события, а ты… Выше голову! Не робей. Пойдем с нами. Я тебя с такими ребятами познакомлю, дух захватит. Мы такое будем творить! Помнишь Мишку? Ну тот, что меня Зинкой-резинкой дразнил, когда я маленькой была… Во парень! Не хуже моего Петьки.

Фаина только головой покачала и, как всегда, сказала тихим голосом:

— Куда уж мне… Слабая я. Ведь страшно…

— А тут, под фашистами, не страшно? — Зина разгорячилась еще больше. — Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!

Фаина опять покачала головой и больше ничего не сказала.

— Ты хоть эвакуироваться-то думаешь?

— Не знаю, Зина. Куда, к кому мне ехать? В Средней Азии дядя есть, да он какой-то важный работник, разве ему до меня? Нет уж, будь что будет…

Зина ушла, а Фаина стала собираться на работу.

В конторе было пусто. Окна раскрыты, по комнатам, шурша бумагами, гулял сквозняк. Все эвакуировались. Видать, так спешили, что к Фаине никто не зашел. А может быть, было уже известно, что она решила остаться…

Дома Фаину ждал сюрприз. У ворот стоял запыленный «газик», а рядом прохаживались два молодых человека. При ее приближении они переглянулись.

— Вы Фаина Янковская? — спросил один.

— Я…

— Ваш дядя, Антон Фомич Янковский, прислал нам телеграмму с просьбой помочь вам уехать к нему. Вот, пожалуйста…

Фаина взяла телеграмму, прочла: «Товарищ Галюк, прошу обеспечить эвакуацию моей племянницы Фаины Янковской…» Дальше следовал подробный адрес Фаины.

Девушка не успела раскрыть рот, чтобы спросить, кто они, эти молодые люди, почему Антон Фомич обратился к ним с просьбой, почему не телеграфировал ей, как незнакомцы заговорили оба враз:

— Подробности, товарищ Янковская, потом…

— Сейчас дорога каждая минута!

— Берите только документы и самое необходимое из вещей. Ваш дядя человек обеспеченный, будете как у Христа за пазухой.