Натан Энгландер - Ради усмирения страстей [Литрес]

Марти много чего имеет в виду. И рассеянный свет из окон, и нежных сестер в белом, бесшумно скользящих в тапочках по коридорам. И лекарства, медленно просачивающиеся, как сироп, во все закоулки сознания. А когда ночью, приняв таблетки, лежишь в постели – разве не похоже это на облако, что, как колыбель, убаюкивает тебя?

Вещи сложены возле поста медсестер.

– Его брат – мой раввин, – в тысячный раз объясняет им Марти. – Потрясающе, правда?

Человек без имени стоит рядом, пришел попрощаться.

Марти достает позолоченную визитницу, вручает Человеку без имени карточку. Вторую передает Марджори:

– На случай, если он ту потеряет, – и подмигивает ей, словно это шутка, понятая только им двоим.

А Человеку без имени говорит:

– Не стесняйся. Поживешь у нас, когда выйдешь. Ты мне здорово помог тут. Как твой брат, все время выручал. Теперь моя очередь поставить тебя на ноги. Впредь никаких ночевок на улице. Будешь жить у меня, – говорит он.

Хлопает его по спине. И уходит – сестра выпроваживает его.

Дом тут, никуда не делся, убеждается он, подъезжая, – ни грядок с картошкой, ни парковки, ни аварийной бригады, сносящей стены. Уже вечер, и в доме горит свет. В столовой его ждут тарелка и полгаллона молока, недавно из холодильника. На кухне он находит стакан, который кто-то не допил, а в раковине отмокает кастрюля из-под макарон. В комнате Сэмми, как всегда, кавардак. На Лиином письменном столе поверх учебников – раскрытый фотоальбом. Комната Марти, их комната, выглядит так, как будто Робин приглашала уборщицу. Все безделушки разложены продуманно, поверхности сияют лимонной полировкой. Кто-то собрал по всему дому все приземистые, широкие, на сто таблеток, флакончики с литием и составил из них на тумбочке пирамиду. Может, это сделала Лия, пока ждала маму. Или ее мать – на прощание.

Марти хватает с ночного столика оловянную пепельницу, берет непочатую пачку сигарет. И садится посреди лестницы. Брюки поддернул, локтями уперся в колени.

Марти звонит раввину, в полной уверенности, что Робин предупредила его.

– Она должна была вам кое-что сказать, – говорит он.

– Она со мной не посоветовалась, Марти. Позвонила мне уже потом и своего номера не оставила. Сказала, что будет звонить раз в неделю, пока ты не позвонишь. И еще. Встреча в обычное время, все как обычно, только ничего улаживать не будем. Раньше я всегда уговаривал ее встретиться с тобой, когда у нее кончалось терпение. Теперь я попрошу тебя – и ты будь так добр, согласись встретиться с ней, если окажется, что она ушла навсегда. Она хочет увидеться с тобой здесь, при мне. Уладить все, так сказать.

Марти не говорит раввину о Человеке без имени.

– Я хочу, чтобы вы знали, ребе, – говорит он. – Мне очень жаль, хотя Тору уронил не я, а Дэвид Фальк. Мне жаль, что я сорвал службу. Я был сам не свой. Надеюсь, вы понимаете.

– Такое не должно происходить, Марти.

– Я знаю, ребе. И вы знаете, что я знаю.

– Да, – говорит раввин. – Думаю, я понимаю.

– Итак, дом все еще тут. В каком-то смысле это победа.

Марти показывает Человеку без имени свои владения. Пианино в гостиной.

– Подарок моей Лие.

Старинные часы на каминной доске: фарфоровые, изящные, украшенные цветочками лаванды, потикивающие размеренно и звучно.

– Моя бабушка привезла их из Вены. Мартин, если не знаешь, – австрийское имя.

У Человека без имени в одной руке сумка, в другой – бумажный пакет из аптеки в «Пяти кедрах». Марти не предложил ему поставить их на пол.

– Они что, уехали, да?

– Похоже на то, – говорит Марти, – похоже на то. Хочешь посмотреть второй этаж?

– Да, – говорит Человек без имени. – Давай.

Марти останавливается с ним у каждой из дверей, выходящих в коридор. Сперва хозяйская спальня, безупречная, вот только пирамида из пузырьков тут некстати, затем ванная, потом комната Лии, в точности как он ее застал по возвращении, разве что тарелка, стакан и пакет молока, теперь уже скисшего, перенесены на первый этаж.

– Комната Сэмми, – говорит Марти, дойдя до конца коридора. – Можешь пожить здесь.

Марти оглядывает своего приятеля – впервые после его приезда, словно прикидывает: можно ли поручить тому черную работу. Человек без имени побрился. Джинсы и рубашка, хоть и потрепанные, но побывали в стирке. Старые ботинки начищены.

В комнате беспорядок.

– Как музей, – говорит Человек без имени. – Такой, где есть комнаты, куда заходить нельзя. Где стеклянные перегородки вместо дверей.