Марти подается вперед на стуле, потирает колени. Он хорошо расслышал. Не само заявление, но слово. Человек без имени сказал «в шуле». Не «в храме» или «в синагоге» – «в шуле».
– То есть как это раввин? – переспрашивает Марти.
– В Охев-Шалом. В Бриджлоне [21] Действие рассказов Натана Ингландера часто происходит в вымышленном районе нью-йоркского Бруклина под названием Ройял-Хиллз, где живут ортодоксальные евреи. Поэтому реальные топографические названия часто перемежаются с несуществующими. Так и в данном случае.
.
Теперь замолкает Марти. Он думает. Все это было сказано всерьез. Но тут многим искренности не занимать, чего не скажешь о рассудке. Вот, например, старушка – нарумянит щеки, повяжет на руку бумажный цветок и все ждет возле сестринского поста своего школьного кавалера. Есть тут и классический шизофреник-зануда – он уверен, что за ним охотится ЦРУ, и еще одна больная – та переписывается со своей умершей дочерью и утонувшей кинозвездой Натали Вуд [22] Натали Вуд (1938–1981) – американская актриса, дочь русских эмигрантов, трижды номинировалась на премию «Оскар». Утонула при невыясненных обстоятельствах.
. Пишет им – всем сообща – письма, прекрасно понимая, что ответа не получит. Все они уж куда как искренни. А теперь этот, без имени: «Мой брат – твой раввин». Человек, перед которым Марти изливал душу. Как перед раввином. Человек без имени, его товарищ. Марти прикидывает, соображает – и вдруг его осеняет.
– Ну конечно! – восклицает он, хлопнув ладонью по тумбочке. – Я так и знал, что мы знакомы. Я же так прямо сразу тебе и сказал, разве нет? Как твоя фамилия, напомни?
– Баум, – отвечает Человек без имени.
Точно – Баум. Раввин Баум из Бриджлона.
– Врешь, – говорит Марти, расплываясь в улыбке.
– Не за вранье сюда попал – если бы здесь держали за вранье…
Марти испускает вопль, вскакивает, садится и, еще раз хлопнув ладонью по столику, говорит:
– Обалдеть. Так вот почему я узнал. Глаза мне твои знакомы, походка. Я знаю твои гены. Узнаю выдающийся геном ДНК Баумов.
Подходит сестра узнать, что за шум. Марти встает, кладет руку на плечо Человека без имени.
– Разве я не сказал сразу? Разве не сказал, что, похоже, я его знаю? – И, щипнув за щеку: – Мне ли не узнать классическое лицо Баума!
В ночь битых тарелок Марти отправился куда глаза глядят. В Милан.
А когда вернулся, вместе с ним вошел и шофер «Коннектикутского лимузина» [23] Служба такси, обслуживающая американские аэропорты.
и принялся втаскивать один за другим роскошные чемоданы. Робин – она немного поуспокоилась за тридцать один день – сказала:
– Ну ты и фрукт.
– Ты же сама сказала «проваливай».
– Вместе с моей кредитной картой?
– Ты же мою заблокировала. К тому же предъявлять твою карту несложно. Разве я виноват, что у тебя такое имя, что любому подходит?
– Логика безумца, – сказала она.
– Я привез подарки.
Робин заступила дорогу шоферу, втаскивающему чемодан.
– Разворачивайтесь, – велела она. – Вы ошиблись адресом. Вам в «Пять кедров». В психушку.
Можно подумать, она посылала их за молоком, за видеофильмом или отправляла искать по темным улицам сбежавшую собачку, которую дети упустили.
– Это что, шутка? – спросил шофер.
– Вовсе нет, – заверила его Робин. И обернулась к Марти: – Иначе в другой раз, как только ты выйдешь за сигаретами, на пруд или за газетой в конец лужайки, исчезнем мы. Я, дети, весь дом. Один поворот за угол квартала – и ты, вернувшись, увидишь парковку или картофельные грядки. Соседи даже не вспомнят, что тут раньше было.
– А брат твой знает, что ты здесь?
– Я для него умер, – говорит Человек без имени. – Сидел по мне шиву [24] Шива – траур по умершему, соблюдают семь дней со дня погребения.
, порвал рубаху.
– За что он так с тобой? – спрашивает Марти.
– Было за что.
– Да уж раз такой благородный человек от тебя отказался, значит, была причина.
Санитар пытается выманить их на ужин. Он обращается с Человеком без имени как с недоумком. Но тот, почти не меняя позы, с удивительным проворством, выкинув руку, хватает санитара между ног. Санитар истошно вопит – у Человека без имени железная хватка, и, чтобы разжать его пальцы, требуются усилия нескольких сиделок.
– Ну, ты доигрался, – замечает Марти.
И Человек без имени действительно доигрался: до конца дня его запирают в одиночной палате.
Он их позорит. В этом главная вина Марти. И Робин, упрекая его в этом, каждый раз пытается втолковать ему, что именно он сделал не так – повесил ли на них новые долги или же в очередной раз поставил будущее семьи под угрозу. Ну и, конечно, бесчисленные передряги, суть которых, насколько он может судить, в том, что Марти ведет себя как ему заблагорассудится, а его близкие сгорают со стыда.
Читать дальше