Шандор Ласло-Бенчик - В тугом узле

На рассвете он заколол трех своих свиней. Два полных дня мы топили жир, коптили мясо, ветчину, сало, делали домашнюю колбасу.

Вечером же, накануне того дня, когда он заколол свиней, в село прибыли Золтан Еневари (он же — Берндорфер) и с ним дюжина вооруженных парней.

Сначала мы только обратили внимание на то, — мы как раз опаливали заколотых свиней, — что по улице села разгуливают люди с автоматами и кокардами на шляпах. Они остановились перед нашим домом и заглянули через забор, но ничего не сказали, и мы не придали этому особого значения.

В доме, где расположился Еневари со своими людьми, и днем и ночью все гудело, как в улье. А потом вдруг наступила тишина. Бог знает, что у них там произошло, но только крепкие парни господина предводителя в полночь смылись без его ведома со всем награбленным имуществом. Погрузились в два грузовика и — курс на Запад! Наверняка думали, что там, за границей, им будет легче играть почетную роль героических венгров, чем здесь, на родине. Еневари остался с двумя парнями. Однако от своих притязаний стать народным вождем все равно не отказался. Он решил на время скрыться в лесах и, сгруппировав вокруг себя бродяг-повстанцев и воров, выждать подходящий момент, когда снова можно будет торжественно выйти на арену.

Днем они завалились к нам, мы как раз собирались обедать. Они вышибли ворота и дали в воздух автоматную очередь. Дядюшка Херман выбежал во двор и, испуганно моргая глазами, уставился на них.

Посреди двора стоял, широко расставив ноги, Еневари, за ним — оба его человека: один — совсем молодой парень с бородой, второй — лысый верзила. На них были плащ-палатки. Дула их автоматов были нацелены на дом.

— Не дурите, дорогие венгерские братья! — обратился к ним дядя Херман.

— Кыш! — цыкнул на него народный вождь, потом показал на дверь погреба. — Открыть!

Дядя замешкался, и тогда бородатый стрельнул в дверь, отчего замок свалился и одна створка двери сама распахнулась. По знаку Еневари бородач спустился по лестнице. Немного погодя он вернулся и кивнул головой. Затем обследовал заднюю пристройку, потом чердак и, наконец, чуланчик для продуктов.

— Выносить! — прозвучал приказ. — Вынести все напитки и все продукты! — Оба парня бросились было исполнять его приказание. — Стоп! — остановил их Еневари. — Не вы! Пускай выносит этот дорогой товарищ!

— Но, простите, я не коммунист!

— Я не спрашиваю, я знаю!

— Ей-богу, дорогие господа! Спросите кого угодно, даже мои недоброжелатели подтвердят вам, что я — на вашей стороне!

— Прячешь столько продуктов, сколько хватило бы на целую роту. От нас спрятал? Ждешь красных?

— Может, я перевоспитаю его, генералиссимус? — спросил лысый верзила. Но дядя не стал дожидаться ответа Еневари и поспешно начал выносить продукты. Он потел, сопел, плевался, но не вымолвил ни одного слова. Бородач всюду следовал за ним.

Мы не могли ему помочь, потому что парни, угрожая оружием, загнали нас в кухню.

Потом они выволокли повозку на шинах и заставили дядю Хермана погрузить на нее все продукты. Все даже не уместилось, они выбрали, что получше, а остальное так и осталось лежать на земле.

У входа в погреб на гвозде висела керосиновая лампа. Лысый снял ее и бросил в кучу продуктов. Подождал, пока растекся керосин, и затем поджег. Забегали синие и красные языки пламени, повалил удушливый черный дым.

— Запрягай!

Юци и Фрици равнодушно дали себя запрячь. Дядя забежал на кухню.

— Боюсь, — проговорил он и смачно сплюнул.

— О, господи, столько хорошего дорогого сала, столько чудесной колбасы! — запричитала тетя Жофи.

— Не скули! Я боюсь, что не удержусь и набью морду главному разбойнику, — сказал дядя Херман и, почесав затылок, взглянул на меня: — Пойди-ка ты с ними, сынок. Тебя лучше слушается Фрици.

Но тут тетя Жофи вдруг ощетинилась, как волчица-мать:

— Этот мальчик никуда не пойдет!

— Почему не пойдет?

— И говорить нечего! Он еще ребенок.

— Именно поэтому. Его они не тронут.

— Иди сам, Йожеф!

Дядя еще потоптался немного, поковырял в носу. Потом подошел к шкафу, в глубине которого у него была припрятана бутылка коньяка, и сделал три больших глотка. После этого накинул на себя старый балахон и, не сказав ни слова, вышел и поплелся следом за ослами.

Я хотел было выбежать во двор, чтобы хотя бы погасить огонь, но тетя Жофи удержала меня за руку.

— Погоди, сынок! Пусть они немного удалятся. А тогда ты побеги за ними. Понял? Но только незаметно, мой дорогой мальчик, чтобы они тебя не увидели. Ты должен ловко проследить, куда они направятся.