Шандор Ласло-Бенчик - В тугом узле

— Добро пожаловать, товарищ! — поприветствовали мы его как полагается.

Это был Амбруш Хедели, заседавший тогда в правлении. Свою должность он исправлял рьяно, страшно гордился ею и стремился командовать всем и каждым. Особенно любил он налагать штраф, безразлично, была ли на то причина или не было. И ему быстро удалось добиться того, что за ним закрепилась дурная слава. Росточка он был небольшого, зато грозен хоть куда. Ходил в грубых скрипучих сапогах, чтобы еще издали можно было узнать по их нещадному скрипу, кто идет. Словом, хорош фрукт был этот Хедели. Как только он появился, мы сразу же поняли, что нас почтила своим присутствием сама власть.

Мама придвинула ему стул, смахнув с него пыль:

— Пожалуйста, садитесь с нами за стол!

Хедели ничего не сказал, только сверкнул глазами:

— Послушай, Янош Богар! А ты знаешь, что у тебя на ужин?

— Знаю: заяц, — с гордостью признался отец.

— Не заяц, дорогой товарищ, а государственная собственность. Записано, что все сокровища недр этой земли, все рыбы ее водоемов, вся дичь лесов и полей — все составляет собственность народной республики.

— И очень правильно, — кивнув, подтвердил отец. — А поскольку народ — это как раз мы и есть, то давайте примемся за мясо этого доброго зверька, так сказать, на общественных началах.

— Ох, уж, пожалуйста, не побрезгуйте моей готовкой! — любезно попросила мать. — Для хорошего человека нам не жалко.

Хедели, как только вошел, вздрагивающими ноздрями ловил ароматный запах жаркого, и кадык у него так и ходил. Но сказать «да» он не хотел, а сказать «нет» было выше его сил. Сдвинув на затылок шляпу, он плюхнулся на стул, пододвинул к себе сковородку и принялся уписывать за обе щеки.

А мы только смотрели, как этот маленький человек один уплетает нашего вкусного зайца.

Рыгнув потом пару раз, он вытащил из кармана свою знаменитую тетрадь, в которую заносил обычно имена местных жителей, и лиловый химический карандаш.

— Внимание! Я обращаюсь к тебе с вопросом; имеется ли у тебя официальное разрешение на охоту? Потому как если есть, то предъяви!

У отца, разумеется, не было разрешения, никакого разрешения: даже на существование. Хедели и не стал ждать ответа, а послюнявил чернильный карандаш и кривыми буквами начал писать: «Протокол».

«Мною установлено: пойман с поличным, в чем я лично имел возможность убедиться… — писал и тут же читал Хедели. — Вследствие чего отрицать сей факт нельзя…» Признаешь ли ты, Янош Богар, что обнаруженная мною здесь еда в своем первозданном виде была живым зайцем?

Отец признал, а Хедели с явным наслаждением зафиксировал в своей тетради, что Янош Богар, член сельскохозяйственного производственного кооператива, житель, Хидаша, уроженец Буковины, сей день допустил браконьерство, убил зайца на Берекальском лугу. Освежевав упомянутого зайца, он предназначил его в пищу. За это он, то есть Янош Богар, во-первых, наказывается штрафом в размере двадцати форинтов. Во-вторых, в целях острастки Яноша Богара, о зайце надлежит прописать в стенной газете села, чтобы другим было неповадно.

Бедный отец попытался как-то выкрутиться из беды, но защищался он со слабой верой в успех:

— Но, товарищ Хедели, вам ведь понравилось жаркое?

— То, что оно было вкусное, не является смягчающим вину обстоятельством, Богар.

— Смягчающее вину или нет, но это жаркое ты все сожрал один.

— Оно было предложено мне на ужин, я воспользовался приглашением. Разумеется, неофициально.

— Тогда воспользуйся возможностью и заплатить за него. Не официально, но деньгами, из своего кармана.

— Еще чего не хватало! Ты требуешь у меня деньги за этого ворованного зайца?!

— Не за зайца, Хедели. А за ужин! Ты съел добрых три-четыре порции. Двадцать форинтов они ведь стоят. Не правда ли?

— Может, и стоят, может быть. Но вопрос в том, Богар, имеешь ли ты разрешение на открытие трактира или закусочной? Потому как если ты покажешь мне такое разрешение, я заплачу.

Отец, разумеется, не мог показать ему ничего иного, кроме беззащитности и покорности. С чувством вины снес он порицание и наказание штрафом и подписал Хедели его протокол. Но беда на этом не кончилась, потому что даже с помощью матери он смог наскрести только тринадцать форинтов. Однако торжествующий Хедели проявил на этот раз великодушие и разрешил погасить остальную сумму с рассрочкой на три недели.

Зато в качестве завершающего аккорда он забрал заячью шкурку.