— Может, дадите воды напиться? Иду из Таураге в Каунас, — говорю вышедшей навстречу женщине. — Посижу здесь, если позволите, а потом дальше пойду. Далеко ли отсюда до Юрбаркаса? А сколько от вашей усадьбы до Эржвилкаса?
Всего два километра?.. Не может быть! Ведь я два часа как вышел из Эржвилкаса. Всего два километра!
Вдали, за рощицей, в лесной чаще заманчиво светится дорога жизни. Как до нее добраться?
Проходит два часа. Встаю и шагаю дальше. Темп не меняется. Подсчитываю: если, проползая за два часа по два километра, я буду двигаться по двенадцать-четырнадцать часов в день, то на оставшиеся до Каунаса сто восемь километров потребуется четыре или даже пять дней. Так, может, и ночами идти? Глупость и бессмыслица. Чувствую, что не выдержу. С другой стороны, ночной путник, несомненно, у всякого должен вызывать подозрения.
Плетусь через лес. Впереди между деревьями мелькает кузов пассажирского автобуса. Рядом стоят мужчины. Назад! Скрыться… Избегать встреч с мужчинами!..
А если те, у автобуса, меня уже заметили? Повернув назад, точно привлеку к себе внимание. Лучше проскользнуть мимо. Да, проскользнуть, а может, даже… открыто… Подойти и как ни в чем не бывало попроситься в автобус.
Около автобуса только двое, того светловолосого, который заканчивает прикручивать гайки, я вроде бы где-то видел. Ну да. Вспоминаю. Он работает на каунасском автовокзале. Сын литовца и еврейки. Широкоплечего, синеглазого, привлекательного мужчину на городских улицах замечали.
Нет, эти люди не могут быть опасными. Подхожу. Заговариваю. Они сейчас поедут в Юрбаркас, могут и меня подвезти.
Огромный автобус везет меня, единственного пассажира, извилистой лесной дорогой. Угрожающий Эржвилкас отдаляется. Мужчины болтают между собой, а я на месте усидеть не могу. Все хочу спросить, что слышно в Каунасе. Они на меня ни малейшего внимания не обращают, словно меня здесь и нет. Мимо нас летит частый сосняк с редкими просеками. Наконец усыпанная гравием дорога выносит нас прямо в Юрбаркас — цель второго дня моего пути.
Денег парни не берут. Правда, заплатить могу только червонцами. Последнюю зарплату мне выдали советскими деньгами.
До вечера далеко, пока стемнеет, можно сколько-то пройти. Вот бы еще какая-нибудь машина подвернулась! Но не видно ни людей, ни автомобилей. Раньше люди чаще всего из Юрбаркаса в Каунас добирались пароходами. Теперь мне на пароход доступа нет. Все вокзалы и пристани, наверное, под контролем полиции и армии. Разве что на баржу попробовать. К сожалению, и это невозможно. На прощанье светловолосый успел мне сказать, что теперь все баржи в распоряжении армии.
После Эржвилкаса знаю, что пустые улицы Юрбаркаса ничего хорошего мне не сулят. Скорее на шоссе, в лес. Среди деревьев и кустов, вдали от людей, спокойнее и безопаснее.
Шагаю. Ботинки жмут, ноги болят, проклятые!
Жадно высматриваю хоть какую машину. На шоссе ни одной живой души. Не радуют и хваленые, чудесные берега Немана, излучины, рощи и холмы.
Жара спала. Уже можно было бы идти, если б не эти ноги. Вдруг сзади доносится стук копыт. Осторожно оглядываюсь. С пригорка спускается телега, запряженная парой лошадей. Людей на ней много, между темными мужскими костюмами белеют косынки, светлые блузки. Телега приближается. Я уже могу разглядеть среди охапок сена корзины и узелки. Видно, люди из костела возвращаются. Немного поколебавшись, робко поднимаю руку.
— Простите, далеко ли едете?
— За Скирснямунес.
— Это далеко от Юрбаркаса?
— Километров тринадцать, может, пятнадцать.
— Не подвезете? Я заплачу.
— Садитесь, — говорит молодой возница. — Места хватит.
Громыхают колеса, за нами поднимается туча пыли. Со мной долго никто не заговаривает. Украдкой наблюдаю за попутчиками. Вроде люди как люди, а все равно мне неспокойно.
— Теперь на дорогах много таких, как я, — пытаюсь нарушить неуютное молчание.
— Ну… Особенно много по деревням шатается отставших от своих частей красноармейцев. Немецкая жандармерия и полиция их ловят и гонят в лагеря. Многие гибнут в неравной борьбе.
— Да. Путешествовать теперь опасно. А автобусы не ходят, пароходы и поезда гражданских не возят, — неуверенно заканчиваю разговор.
Похоже, они согласны. Сейчас посыплются вопросы — кто я такой, куда еду. Сказать правду или наплести чего-нибудь? Если скажу правду — высадят и, чего доброго, прибьют. Нет, лучше что-нибудь выдумаю, все равно они правды не узнают. По речи и по лицу не разберутся, убеждаю я сам себя. В конце концов, если потребуется, суну им пропуск, выданный комендатурой Таураге.
Читать дальше