Юргис Балтрушайтис - Литва - рассеяние и собирание

— Вот видите, едва люди покинут жилище, их место тут же занимает кто-то другой — природа пустоты не любит.

И в самом деле, на столе и подоконниках, даже в уголке с образом непорочной девы, — всюду мышиные какашки. Я умалчиваю о том, что под ковриком в коридоре кишмя кишит и другая живность. Уловив сигнал тревоги микроскопическими антеннами, она уже торопится, прихватив яички — свой драгоценный каракуль, — подальше во все щели и трещинки. Не знаю, кто меня дернул за язык, но я сказала:

— Не хочу вас пугать, но, кроме муравьев и мышей, у нас живет еще кое-кто.

И сразу же пожалела. Весь год этого кое-кого — хруст вето-чек за спиной, в полночь скрип педали «Зингера», ледяные пальцы у воротника — я скрывала от соседей. Никому не проговорилась о том, что в нашем доме по ночам приоткрывается скрипучая дверца кладовой, приглашая заглянуть… Мне известно, что в домах Англии реальный и параллельный миры прекраснейшим образом веками накладываются друг на друга, и англичане еще с тех времен, когда королям отрубали головы, соседствуют и даже дружески делятся своей жилплощадью с таинственными «формами энергий» (там никого не удивят ни Генрих VIII, являющийся в «историческом наряде» в замке Хэмптон-Корт под Лондоном, ни девушка в платье времен королевы Виктории, ни старый бородатый моряк из Давенпорта). Но я почему-то не ужилась — капитулировала. Возможно, виной тому нервы? А может — традиции? Может, земля Девы Марии [25] Так записные патриоты высокопарно именуют Литву — последний оплот католического консерватизма. (Здесь и далее — прим. перев.) не слишком благоволит привидениям, даже если они предстают в историческом одеянии, наподобие костюма Барборы Радвилайте [26] Она же Варвара Радзивилл (1520–1551) — Королева польская и Великая княгиня литовская, знаменитая литовская красавица, супруга Станислава Гаштольда, а затем Великого князя литовского и Короля польского Сигизмунда II Августа. ? Я вздрагиваю от того, как легко Адольф готов раскрыть свою профессиональную тайну:

— Призраки — это, как правило, головная боль физических лиц, приобретающих дома, где что-то мерещится, а для специалистов, вроде нашего «Modern Houses», это не проблема. Призраки разного возраста, экспансивности и плотности в нашем деле встречаются часто, и мы выселяем их самым решительным образом. Даже без их согласия.

Адольф берет меня двумя пальцами под локоть, ведет через маленькую гостиную к диванчику и, как стоматолог, который только что осмотрел ваш проблемный рот и теперь должен констатировать пренеприятные вещи, говорит:

— Видите, здесь все придется сносить. Окна, двери, стены, крышу. Даже, возможно, фундамент по периметру (а для призрака любая переделка — удар ниже пояса). От всего этого останется только адрес. Он красиво звучит. Все остальное — увы… потому что для хорошего В&В («Bed and Breakfast» — ночлег и завтрак), на котором мы специализируемся, необходимо все современное: строгие предметы интерьера, стеклянные стенные блоки, каменная глазурованная плитка, душевые кабины с кондиционерами, — «Modern Houses» веников не вяжет. Зато пальчики оближете, когда приедете сюда через полгода — ничего не узнаете. Как бывшая хозяйка, вы сможете поучаствовать в акции «ночлег со скидкой». Испытаете нечто особенное. А главное — ни один призрак не будет вас донимать. Фирма гарантирует. В случае неудачи деньги мы возвращаем… Ну, а со всем этим — тактично вздохнув, он махнул рукой в сторону стены с «Тайной вечерей» и «Грачами» Саврасова, — наши люди отлично справляются. Мы, чаще всего, покупаем со всем имуществом. Оптом. Поверьте, с этим хламом сегодня никто не возится, пнул ногой — и привет. Но, может быть, вы хотите что-нибудь взять?

— Да нет, ну что вы, — как просто, тоже оптом, я отрекаюсь от всего, что было моим домом. — Разве какую-нибудь мелочь. На память.

Как сомнамбула я брожу по пыльным артериям и капиллярам наших комнаток и не знаю, что делать. Где тут мелочи, а где драгоценности? А где — я сама? Слышу, как Адольф уже громыхает в чердачных застрехах — роется в наших «каракулях». Я топчусь у окна. Присаживаюсь на родительскую кровать. Кажется, все на своих местах: над кроватью Христос в ореоле бумажной сирени, всюду запах дряхлого дыма, палочка для задергивания штор, даже волосы на расческе, а дома — нет. И не может быть — в прошлый раз я заполнила им до отказа коробку из-под итальянской обуви. Маленькие отцовские шахматы и перочинный ножик, рецепт песочного пирога, написанный маминой рукой, чайная чашка, газовая косынка, вышитый крестиком настенный коврик и фотографии — все, что я уместила в своем «сундучке для ловли призраков». Внезапно мне захотелось, пока не поздно, прихватить еще кое-что. И еще кое-что. Только всю свою жизнь не унести на горбу в мешке. И потом — зачем? Прошлое перестанет дышать в затылок, только если его не тревожить; если не загроможденное вещами оно спокойно переселится в гербарий, который я листаю: лепестки заячьей капусты и листья черемухи, подернутые многолетней патиной-паутинкой, слежавшейся меж страничек, пырей — когда-то я им ранила до крови пальцы и губы — теперь он совсем седой, стал похож на полоски папиросной бумаги. Хочется курить.