Адам (трясет ее). Ты хочешь ее уничтожить… (Уже не трясет, а гладит.) Какая же ты хищная… Твой запах…
Ксавера. Она — львица… Учует, что я там лежала…
Адам. Господи, как ты пахнешь… И так ты пахла все время…
Ксавера (кричит). Сорви же меня наконец…
Адам поднимает вуаль и целует ее.
Адам. Ты откуда взялась?..
Ксавера. Пей, Адась. Это от Мистра. Это он меня посадил.
Адам (берет Ксаверу на руки). Господи, что я делаю… (Уносит Ксаверу.)
Сцена 4
Аудитория Collège de France переполнена слушателями, среди них — Целина, Ксавера, Маргарет, Санд, Шопен. Все сидячие места заняты, люди стоят в проходах. Входит Адам в черном сюртуке, похожим на тот, что у Мистра. Просветлевшим взглядом окидывает зал. Открывает записи.
Адам. Славянская литература, четвертый курс, лекция десять. (Захлопывает тетрадь.) Господа! В начале, повествует святой Иоанн, было Слово. С тех пор мировое человечество неустанно стремится воплотить, вотворить Его. Что оно есть — то мгновение, когда артист в наброске, в эскизе провидит черты грядущего своего создания? Мгновение это — и есть Слово его духовного творчества. Мгновение, когда Архимед подпрыгнул от счастья, что раскрыт секрет математики, было Слово. Миг, в котором Ньютон воскликнул: вот закон тяготения, — был само Слово.
Трудно обрести слово, то лучение Слова Божия, еще труднее — познать его. Не достигнет оно людей, затворившихся в прошлом, не проникнет в разум, который упрямо глядит в направленье заката — как он узрит зарю рассвета?
Вот зачем прошлое неуклонно противится Слову и свирепо с ним борется. ( Обводит взглядом аудиторию.) Воображаете ли Христа в Древнем Риме? Бродящим посреди римлян с ученьем своим… И как он стучится к Горацию… Мог ли он быть услышан греческими софистами? Вспомните, господа, каков Он был, Его путь. Первые, кто узнал Христа, были простолюдины, бедный народ без царей и без орудий власти, насильно отторгнутый от земли, от всего земного.
Лишь такой, истерзанный, человек может постигнуть Слово, коему суждено в грядущем торжествовать на Земле. ( Обводит взглядом аудиторию.)
Эпохи совершают и завершают круг.
И вот уже ныне: племя славян, попираемое чужими, все мечты, все надежды вручившее Господу, было им избрано — первым из всех услышать Новое Откровение. А обломок сего великого племени, вечно мятущийся, вечно неукротимый польский народ — сброшенный, стертый с географической карты, обреченный скитальчеству, отгороженный от мира, — мог продлить себя лишь в одну сторону — ( кричит) в небо! ( Вслушивается в собственное эхо.)
Я, господа, не ученый муж, не теолог и не мое это дело — излагать перед вами истины Нового Откровения. Я лишь искорка, отпавшая от горнего светоча, и те, кто захочет узреть, откуда искра сия, раньше и легче меня обретут Того, кто есть Путь, Жизнь и Правда.
Мог бы я обратиться к вам, смел бы начать борьбу со всею вражеской гвардией, не будь я убежден: источник силы, которая окрыляет меня, не в земном человеке! И пусть это станет живым свидетельством Нового Откровения пред лицом Неба и Бога.
Потому я у всех собравшихся тут поляков или французов, знающих сие откровение, требую, чтобы мне отвечали: Он явился… Да или нет?
Ксавера и Целина( поднимают, вверх правую руку). Да…
Адам. Те из присутствующих поляков или французов, видевших сие откровение во плоти, видевших и познавших, что их Мистр грядет, пусть они мне теперь же ответят: да или нет?
Ксавера и Целина( поднимают руку). Да…
Адам. Французы! Для нас исполин ваш — не есть пустой звук. Когда-то мы его знали. Приняли кодекс его и пошли за гением на великие битвы Европы. Но где он теперь — ваш гений? Где он — ваш Человек? Укажите же нам его, мы готовы за ним последовать! Если ж нет, мы требуем: следуйте вы за нами. За нашим гением. За Человеком Польским! ( Внезапно срывается на крик):
Patrz! — ha! — to dziecię uszło — rośnie — to obrońca!
Wskrzesiciel narodu,
Z matki obcej; krew jego dawne bohatery,
A imię jego będzie czterdzieści i cztery.
Маргарет лишается чувств.
Kto ż ten mąż? — To namiestnik na ziemskim padole.
Znałem go, — był dzieckiem — znałem,
Jak urósł duszą i ciałem!
On ślepy, lecz go wiedzie anioł pacholę.
Mąż straszny — ma trzy oblicza,
On ma trzy czoła
Jak baldakim rozpięta księga tajemnicza
Nad jego głową, osłania lice.
Pod nożem jego są trzy stolice.
Trzy końce świata drżą, gdy on woła;
Na trzech stoi koronach, a sam bez korony;
A życie jego — trud trudów,
A tytuł jego — lud ludów [13] «Дзяды», часть III, сцена 5. Перевод В. Левика. Смотри, дитя спаслось, — растет Народа дивный избавитель. Кровь древних витязей… мать — из земли чужой… А имя — сорок и четыре… Кто он? Наместник он в юдоли скорбной мира. Его я помню с детских лет, Он возмужал в горниле бед! Он слеп, но он парит средь ангельского клира. Муж разума, в трех лицах он един И три чела имеет. Простерта книга тайн над ним, как балдахин… Он воззовет — и мир немеет. Своим подножием избрал он три столицы. На три короны встал, но сам он без короны. Народ народов — так его зовут, И жизнь его — великий труд.
…
Читать дальше