Ларс Лоренс - Утро, полдень и вечер

Гул мотора был ровным, машина шла на большой скорости. Рамон едва удерживался от желания оглянуться, поскольку самым ужасным для него был бы выстрел в спину. Несколько раз ему даже казалось, что он слышит этот выстрел…

Но вот наконец и ящик. Нетерпение Рамона начинало выдавать его. Следовало бы помедлить пару секунд перед тем, как открывать ящик: низко склонившись над ящиком, сделать вид, что возишься с крышкой, и только потом сунуть руку внутрь.

Автомобиль дал резкий продолжительный гудок. У Рамона замерло сердце, но он постарался не выдать волнения. Не поднимая головы, он помахал рукой.

Гул мотора стал тише. Рамон подумал было, что машина останавливается, но тут же вспомнил: приближающиеся и удаляющиеся звуки различны. Да, так и есть, машина прошла.

Силы Рамона иссякли, но он не мог терять время на отдых и бежал, не чувствуя под собой ног, спотыкаясь, шатаясь из стороны в сторону, сжимая в руке газету наподобие эстафетной палочки. Добежав до канавы, он скатился на дно, потом вполз в трубу и закрыл отверстие перекати-полем.

Развернув дрожавшими от нетерпения руками газету, Рамон понял, что в этом убежище ему долго не продержаться. В горах прошли сильные дожди, и снега стали таять. Скоро вода оттуда потечет по равнине, наполнит канавы, зальет трубы…

Газетный заголовок подействовал на него, как электрический разряд: Рамон, словно гальванизированный, подскочил и ударился головой о рифленое железо трубы. Гилли Маккелвей убит! И Кресенсио! И возможно… Сирило…

Глаза Рамона наполнились слезами, даже самые большие и самые черные буквы расплывались в неясные пятна.

У Бэдди Ведемейера было такое ощущение, будто он провел матч, ни разу не сменившись. Что так измотало его? Ведь он только и делал, что разъезжал на машине, врывался в дома, обыскивал чуланы и сараи, арестовывал людей, причем половина из них были женщины. И лишь тот тщедушный парень оказал ему какое-то сопротивление. Парень все требовал предъявить «ордер». Ну, тренер и предъявил, теперь долго будет помнить. Так откуда же эта усталость?

Бэдди никак не мог понять, что с ним происходит.

Мама так хлопотала вокруг него, словно он один выиграл решающее сражение. Она усадила его и принесла огромную кружку безалкогольного пива. Порядок! Он прилег на кушетке, а мать, пока он потягивал пиво, присела рядом и гладила по голове. Вот это жизнь!

— Какого черта, я совсем не устал, — в который раз повторял он. — Что ты нянчишься со мной, как с маленьким?

Но она его не слушала, и Бэдди это было приятно.

— Я делал, что от меня требовалось, вот и все.

— Знаю я тебя, — отвечала мать. — Ты и после матча так говоришь. Если бы я сама не видела, как ты набираешь голы, то никогда и не узнала бы, что ты у меня герой.

— Да не голы набирают, мама, а очки. Когда ты запомнишь?

— Тогда почему столбы называются воротами? Все вы усложняете. Но ты не проведешь свою старую маму. Она знает, каким молодцом ты был сегодня.

Мать наклонилась к нему, чтобы поцеловать в лоб, перед тем как уйти на кухню готовить жаркое. Почувствовав на себе ее тяжелые груди, он вспомнил ту «красную», круглолицую дамочку, к которой прижимался утром в машине. Неплохо было бы попробовать когда-нибудь такую бабенку. Это совсем другое дело, чем полуголодные клячи с улицы Даймонд, которым платишь два доллара за услуги. Вот бы сегодня вечером подцепить такую курочку да повезти ее в тюрьму кружной дорогой. Задал бы он ей перцу!

Услышав шаги отца, поднимавшегося по парадному крыльцу, Бэдди встал и отпер дверь.

— Ого, сынок, ты опередил меня!

— Привет, полковник. Я только что пришел.

Бэдди не хотел, чтобы отец подумал, будто он вернулся слишком рано.

— Ты выглядишь молодцом. А я, видать, старею.

Вот те на! Оказывается, старик тоже измотался. А ведь отец был на войне! В таком случае можно сознаться, что и он устал.

— Не так уж я бодр, как кажется, папа.

— Что, были неприятности? — спросил отец, садясь в свое широкое кресло, на подлокотнике которого лежала газета. Рядом, на столике, стояла коробка с сигарами. — Эй, Алиса! Бутылку пива! — крикнул он.

— А, папа! Я не слышала, когда ты пришел. Сейчас!

— Не могу понять, откуда такая усталость, — сказал Бэдди.

— Все дело в ответственности, — отозвался отец. — Чувствуешь себя офицером, который отвечает за жизнь солдат. Я всегда говорил, что на войне офицерам труднее, хотя обычно все жалеют только солдат. Это не значит, что солдату приходится легко, но у него меньше забот. Я охотно поменялся бы местами с любым солдатом.