Гарий Немченко - Отец

Почему я это особенно хорошо, насчет малышей, запомнил, потому что подумал, когда прочитал: любопытно! Сам Травушкин живет бобылем, нет у него в Сталегорске ни детей и ни внуков, а вот обо всем-то, выходит, знает, значит, где-то услышал, обдумал, вник…

Все Авдеевские тоже, конечно, читали эту статью, а потому смотрели сейчас на старика с интересом: что он такое — на этот раз? Может, сядет на своего любимого конька? Начнет сейчас говорить, что, если бы все те усилия, которые мы тратим на спихотехнику, употребить бы по назначению, и стройка, и завод выиграли бы от этого бесконечно много… А может, зачитает какой-нибудь документ, который у него тут же потом попросят отдать в народный контроль? У Травушкина и до этого недолго.

А старый куратор пожевал сухими губами, поправил очки и тихим голосом начал:

— Несколько дней назад произошел случай, после которого я до сих пор не могу окончательно оправиться, — слегка склонил голову, словно к чему-то в самом себе прислушиваясь, и постоял так, и уловил то, что хотел услышать, и грустно сказал: — Да, так… У меня было два билета в театр, но накануне спектакля я понял, что не смогу пойти, так как вынужден буду задержаться на главном корпусе… Чего, казалось бы, проще? Постучал своим соседям, они молодые люди, да, между прочим, та самая, как мы теперь говорим, техническая интеллигенция… Хотите пойти в театр? Нет, спасибо. Хорошо. Постучал в другую дверь. Тоже нет. Тогда я постучал в третью. В четвертую! В пятую! — и Травушкин поднял, наконец, руку и задрал бородку. — Товарищи! Я обошел весь подъезд. Но найти желающих так и не смог!..

Он же был мастер начинать издалека, этот Травушкин, и в зале теперь тянули головы, ждали: куда повернет?

Замминистра оторвал взгляд от куратора и внимательно посмотрел на директора завода, но тот, видно, тоже еще не чувствовал подвоха и только успокоил кивком: это, мол, как всегда, для разгона…

Травушкин раскрыл пятерню с худущими пальцами и кинул ладонь вниз:

— И тут мне стало уже интересно! Подъезд за подъездом я обошел два дома, свой и соседний… Это были в основном молодые семьи, наше с вами будущее, товарищи! И каждый раз я спрашивал, почему они не хотят идти: может, кто-то поедет за город? Может, у кого-то другого более интересное мероприятие? Люди добрые! Ответ был один: нет, время есть, но в театр не хочется — что мне там?..

— Товарищ Травушкин, — негромко произнес замминистра, и в голосе его снова послышалась гипнотическая размеренность. — Вы отвлекаетесь.

Куратор обернулся охотно и даже как будто с виноватой растерянностью:

— Д-да, но я был так потрясен, что дал себе слово выступить на первом же ответственном совещании…

Голос у него при этом был такой искренний, что глаза у заместителя министра вдруг потеплели, он мягко улыбнулся:

— Я понимаю, это очень важно — поддержать ваш терпящий убытки театр…

Травушкин словно почувствовал поддержку, откликнулся горячо:

— Да, но я совсем не об этом!

Председательствующий наклонил голову и слегка развел руками, давая понять, что знает, о чем это хочет Травушкин, да только, и верно, место ли?

Все взгляды были на Травушкина, и секретарь Сталегорского горкома Кадышев уже привстал со своего места…

По залу прошелестел шумок, и чей-то молодой нагловатый голос возник откуда-то из задних рядов:

— Тебе, Алексей Кириллыч, как, пропавшие-то билеты? Наличными или по перечислению?!

Куратор вскинулся, глядя в глубину зала, горько покачал головой:

— Ай-ай-ай!

— У вас все? Прошу, садитесь.

Травушкин, словно маятник, еще качнулся туда-сюда за трибуною и медленно пошел в зал. Все продолжая глядеть ему в спину, медленно сел на свое место Кадышев, глянул на своего шефа из обкома, полез в карман за платком.

— Кто должен выступить?!

Отморосил грибной дождичек — в зале опять остро запахло грозой…

Как и что было на совещании дальше, я вам не стану, непосредственно к рассказу это уже не относится, потому что главное, что повлияло потом на судьбу Травушкина, уже произошло, и так считаю не только я…

Весной для него начались трудные времена — полосою пошла сдача актов.

Умные люди к этому, конечно, давно готовились, они как? На объекте еще и конь не валялся, а он уже — к куратору: прими работу! Тот посмотрит да только пожмет плечами, а через неделю прораб опять: ну прими! И так и раз, и другой, и третий, и куратор все ходит, все указывает, что там надо ее доделать, а подрядчик лишь ухмыляется — к тому времени, когда по-хорошему приемка только должна бы начаться, куратора уже не будет, весь выдохнется. Какие там недоделки — его только на то и хватит, чтобы рукою пошевелить, акт подписать…