Дмитрий Стахов - Сон в начале века

Половинкин-второй, попыхивая сигарой и попивая из бокала винцо, наблюдал за происходящим с таким довольным выражением лица, словно не было еще в его многотрудной жизни минут приятнее и милее, а чтобы к радости душевной присоединилась и радость тела, он поднял над головой руку с сигарой и, повинуясь его сигналу, услужливые молодые люди начали обносить всех напитками и легкими закусками. Половинкин-второй подошел к прибывшим сам, крепко пожал руку сначала однофамильцу, потом — бедолаге, а Половинкину-первому, сквозь попыхивания сигарой, сказал, что наслышан о его злоключениях, что знает о трагической судьбе Кохакидзе-Бергмана-Завьялова, знает, что — боже упаси! — его друг, однофамилец и дорогой гость никакого отношения к убийствам этих людей не имеет и именно его стараниями и после его настойчивых звонков Половинкина-первого освободили.

Тронутый заботой Половинкин-первый хотел было сообщить Половинкину-второму скорбную весть о его теще, вдруг, ни с того, ни с сего скончавшейся и найденной в багажнике подаренного автомобиля, а после ставшей нищенствующей зомби, но не знал как, с каких слов начать. Пока Половинкин-первый подыскивал нужные слова и мялся, гости смели с подносов легкие закуски, выпили принесенные напитки. Правда, Половинкин-второй вскользь поинтересовался — почему Половинкин-первый не приказал молодому человеку доставить его к месту стоянки шикарной машины, почему после выхода из милиции Половинкин-первый не отправился в путь на подаренном авто? Половинкин-первый сказал лишь, что только желание поскорее оказаться в гостях у своего дорогого друга и однофамильца заставило оставить столь ценный подарок на стоянке.

Вполне удовлетворенный ответом Половинкин-второй хлопнул в ладоши и повелел всем собраться в разбитом среди деревьев шатре, неподалеку от которого повара в белых колпаках и поварята в белых беретах суетились возле двух костров: над одним медленно вращались на вертелах барашки, над другим — булькал и источал аромат громадный казан с пловом.

Половинкин-первый огляделся в поисках бедолаги и заметил, что бедолага с виноватым видом ковыряет носком ботинка мелкий гравий, а рядом с ним стоит взыскующая любви женщина и, печально качая головой, что-то говорит-говорит-говорит. Тут с боковой аллеи к мужчинам подошли женщины во главе с молодой женой Половинкина-второго, причем на сей раз эта, обычно милая и кроткая, женщина была в гневе и недовольстве.

— Вот оно, отношение! — воскликнула молодая жена Половинкина-второго, останавливаясь прямо напротив мужа и топая обутой в изящнейший сапожок ножкой: все женщины были одеты в костюмы для верховой езды, с хлыстами в руках, а шпоры на сапогах некоторых звенели просто-таки угрожающе.

— Куда, признайся мне, ты вновь подевал мою мамочку? Почему я не вижу ее уже около суток? Что, она опять ездит по складам и магазинам? Тебе больше некого послать? Это моя мамочка, а не экспедитор! У нее больное сердце!

Половинкин-первый хотел было вставить, что сердце у бывшей жены заместителя начальника политчасти столовой еще и доброе, хотел прямо так, сразу признаться, что не ездит она ни по каким складам, а они с бедолагой нашли мамочку в багажнике шикарной машины, что была она абсолютно мертва, а потом, видите ли, оклемалась, занялась попрошайничеством на городских перекрестках, но он промолчал и на этот раз.

— Ну, конечно, наша мамочка не экспедитор! — сказал Половинкин-второй и обнял свою молодую жену. — Конечно, у нашей мамочки, — продолжил он, чмокая, сквозь поцелуи, — больное сердце. Но я, моя лапочка, никуда мамочку не девал. Я и сам не знаю, где она! Эй! — Половинкин-второй возвысил голос, и за его спиной тут же вырос один из услужливых молодых людей. — Где моя тёща? Почему она не выходила к завтраку? Почему она не ужинала с нами?

— Не могу знать! — склоняясь в поклоне, ответил молодой человек. — Но за поиском ответа отправлюсь немедля! — и умчался прочь.

Половинкин-первый промолчал и в третий раз, а тут мужчины начали занимать места на подушках вокруг низкого стола, а женщины, во главе с разгневанной молодой женой Половинкина-второго, все как одна хлопая себя по голенищам сапог хлыстиками, отправились на верховую прогулку.

Половинкин-первый уселся на подушку, и его соседом оказался, конечно же, бедолага, во главе стола появился Половинкин-второй, который положил сигару в большую серебряную пепельницу, взял поданный одним из молодых людей стопарик и с особой торжественностью, разведя плечи в стороны и выпятив грудь, произнес: